Евангелие от Локи

Ну что ж, решил я, пока все не так уж плохо. В конце концов, мое неудачное приключение, возможно, удастся направить себе на пользу. Если мне и впрямь так уж хочется свалить асов, я могу превратить этого Тьяцци в своего союзника – хотя, конечно, он уже получил от меня все, что хотел, и это значительно ослабляло мои позиции. Кроме того, народ Льдов меня, естественно, ненавидит, поскольку я повсеместно пользуюсь репутацией Трикстера и помощника богов, и будет весьма непросто убедить великана Тьяцци, что мое отношение к асам и ванам совершенно переменилось. Впрочем, трудно винить кого-то в недоверии ко мне. Честно говоря, я бы себе тоже доверять не стал.

Я вернулся в Асгард, освобожденный от клятвы, но все же чувствуя себя слегка виноватым. Идунн, единственная из богов, никогда не причиняла мне зла; мало того, если я бывал ранен, она всегда проявляла ко мне исключительную заботу и доброту. Но я был вынужден дать Тьяцци связующую клятву, я поклялся своим истинным именем, а такие клятвы, как известно, нельзя нарушить, ибо это влечет за собой слишком серьезные последствия. Короче, у меня не было выбора. И потом, сказал я себе, тот ломтик яблока, который мне дала Идунн, еще какое-то время будет действовать – по крайней мере, пока другие боги не заметят отсутствия самой Идунн…

Впрочем, на это много времени не понадобилось. Молодильные яблоки, как и всякая другая косметика, действуют согласно кумулятивному, то есть аккумулирующему, принципу, а это означает, что, как только вы перестаете этим средством пользоваться, весь эффект сразу идет насмарку. Именно это и стало происходить в Асгарде – вы бы не успели даже дать расхожий совет: «По яблоку каждый день – и все будет в порядке», как боги начали стремительно стареть, а то и дряхлеть. Даже Бальдр Прекрасный, наш Золотой Мальчик, утратил свой обычный «гламурненький» облик. Об остальных и говорить нечего. В общем, зрелище, как вы догадываетесь, было весьма печальное: морщины стали глубже, начали выпадать волосы, стала расплываться фигура, как это часто бывает у пожилых; у некоторых появились даже такие неприятные спутники старости, как недержание мочи, потеря памяти, геморрой и тому подобное… И это еще только у богинь! Не старел пока что разве Ваш Покорный Слуга, и было совершенно ясно, что очень скоро они сложат два и два и обо всем догадаются.

Собственно, на это я и рассчитывал. Это была еще одна моя маленькая месть богам – мне хотелось нанести им удар в самую болезненную точку, в самое сердце их тщеславия. Но самое прекрасное во всем этом было то, что именно я в итоге должен буду стать спасителем Асгарда – я пообещал себе, что Асгард, когда он окончательно падет, ни за что не окажется в руках какого-нибудь волосатого и воинственного горного великана; в Небесной цитадели по-прежнему будет царить полный порядок, и боги продолжат действовать максимально эффективно, только кнут будет уже в руках Вашего Покорного Слуги. Я отнюдь не намерен был перепоручать осуществление своей мести какому-то Тьяцци, жалкому ренегату, амбиции которого распространялись не дальше высокого трона Одина и приобретения титула Всеотца. Нет, если я когда-либо и смогу вновь занять свое место в Хаосе (это была почти неосуществимая мечта, к которой я обращался лишь в самые мрачные моменты жизни), то для этого мне придется сделать нечто поистине сверхъестественное. Вряд ли Хаос удовлетворит нечто меньшее, чем полное уничтожение Порядка. А это означает уничтожение и Асгарда, и всех богов, и всех миров. Правда, боюсь, даже и тогда Хаосу будет мало…

В конце концов, они догадались. Хеймдалль, чье зрение существенно ухудшилось, когда он перестал получать молодильные яблоки, вспомнил, что видел, как я несколько недель назад весьма поспешно возвращался откуда-то в Асгард и проходил по мосту Биврёст. Остальные тоже порылись в памяти, и в итоге все пришли к выводу, что примерно с того дня никто из них Идунн больше и не видел. Разумеется, виновным в ее исчезновении они сочли меня и сразу потащили на суд к Одину. Старик наш к этому времени успел совсем одряхлеть – голова белая, лицо в морщинах, – немощность страшно его раздражала, и он был готов самым серьезным образом со мной разобраться.

– Это правда? – спросил он. – Но почему ты это сделал?

– Да какое это имеет значение! – вмешался Хеймдалль. – Давайте лучше сразу его прикончим, пока не забыли, зачем его сюда приволокли.

– Погодите минутку, – попросил я и подробно рассказал обо всем, что со мной случилось. Один слушал молча, только его вороны грозно щелкали клювами; а вот остальные асы все время злобно ворчали и брызгали слюной.

– Теперь вы, должно быть, поняли, – закончил я свой рассказ, – что у меня просто не было выбора. Тот орел был вовсе не обычной птицей. Это был Тьяцци-охотник, и он наверняка убил бы меня, если бы я не согласился на его условия.

– Ну что ж, зато теперь тебя убьем мы! – тут же заявил Хеймдалль. – И убивать будем медленно, так что тебе будет очень больно.