– С его трона все можно увидеть и рассмотреть, – соблазнял я его за кувшином сладкого меда. – Как раздеваются женщины, как они купаются, как работают. Ничего удивительного, что Старик проводит так много времени в тронном зале. Он там не просто слюни пускает, у него и «мокрые сны» случаются.
– Правда? – Фрейр был потрясен. – Неслыханно! Значит, он подсматривает, как женщины раздеваются… купаются… Нет, ей-богу, парень, я в шоке!
– Я тоже, – сказал я и улыбнулся.
И мы молча прикончили кувшин с медом.
Несколькими днями позже я отыскал Фрейра в садах Асгарда; он слушал, как Браги играет на лютне, и выглядел еще мрачнее, чем всегда.
– Случилось что-нибудь? – спросил я.
– Ах, да все очень плохо!
По-моему, только одно может заставить мужчину слушать лютневую музыку. Ну, конечно: Фрейр, оказывается, тайком пробрался в тронный зал Одина, спустился к источнику Мудрости и увидел в нем девушку своей мечты. Он долго за ней наблюдал, увидел, как она раздевается, и, естественно, влюбился.
Говорите, что хотите, но любовь скучна. А уж влюбленные и вовсе зануды. В общем, мне пришлось притворяться, слушая, как Фрейр заливается соловьем, восхваляя увиденную им девицу и ее красы: дескать, глаза у нее сияют, как звезды, а смех подобен пению райской птицы… ну, и так далее. Он еще долго перечислял все прочие ее тошнотворные достоинства, пока, наконец, не добрался до сути и не заявил, что просто умрет, если с ней не познакомится.
Я постарался сохранить серьезное выражение лица.
– А почему бы тебе к ней не посвататься? Ты же наверняка сразу ее получишь.
– Все не так просто, – возразил Фрейр. – Если я скажу Одину, он наверняка спросит, как я вообще о ней узнал. И потом…
– Что еще?
– Она – дочь народа Гор. И родственница…
– Погоди, сейчас отгадаю. Того самого строителя, что по сути дела подарил нам эту крепость? Ну, конечно! Да уж, не повезло тебе. – Я изобразил сочувствие. – Ну, его-то благословение ты точно не получишь.
– Но она должна стать моей! – воскликнул Фрейр. – Иначе я просто умру!
Ну, это он, конечно, преувеличивал. От вожделения еще никто не умирал. Впрочем, вид у него был весьма жалкий, и я еще больше развеселился, глядя на него, а потом сказал:
– Ладно, я подумаю, что тут можно сделать, – и ушел, собираясь и впрямь предпринять кое-какие шаги: стать для него, так сказать, сватом.
Для начала я отправился к отцу этой девицы. Звали его Гюмир, и был он таким волосатым и непривлекательным, что даже странно, как это у него родилась такая красивая дочь. Имя ее было Герд, и внешностью она, должно быть, пошла в мать. Во всяком случае, она действительно была очень хороша, вся такая гладкая, благоухающая.
К Гюмиру я отправился, сменив обличье, – теперь у меня была борода, звали меня Скирнир[56]
, и я считался слугой Фрейра. Я сообщил этому неотесанному Гюмиру, что Фрейр отчаянно влюблен в его дочь. Как и следовало ожидать, папаша сначала послал меня, сами знаете куда, но, подумав, понял, что это предложение может сулить ему кое-какую выгоду, и я остался.Я сказал ему, что Фрейр – легкая добыча, ибо готов отдать все, что угодно, если Гюмир разрешит ему взять Герд в жены. Намекнул волосатику, что для него это прямой путь к обогащению, но если он откажется, то Фрейр так или иначе девицу получит. В общем, он должен понимать, а я так и вовсе в этом не сомневаюсь, что в случае отказа он потеряет и дочь, и всякую надежду на компенсацию.
– Вот так-то! – нагло заявил я. – Лучше сразу назови свою цену. Давай-давай, проси что угодно.
По-моему, некоторые начисто лишены воображения. Когда я говорю «проси что угодно», то ожидаю, разумеется, услышать что-нибудь поинтереснее бурдюка из свиной кожи, полного золота, или стада овец, или пожизненного снабжения навозом для удобрения полей. Но народ Гор – существа, не слишком искушенные в житейских делах, и я чувствовал, что мне, скорее всего, придется этого Гюмира направлять.
Я начал с того, что немного рассказал ему о Фрейре, предводителе ванов, подчеркнув, как он хорош собой, какое у него мощное оружие и каким богатством в виде золота и драгоценных камней он владеет. Рассказал и о чудесном корабле Скидбладнире, который сворачивается до размеров компаса, и о золотом вепре Гуллинбурсти, и о волшебном, заколдованном рунами мече, выкованном для него еще в начале первой войны между асами и ванами. Больше всего я расписывал Гюмиру именно этот меч в серебряных с золотом ножнах, буквально пропитанный волшебством от рукояти до кончика острия; этот рунический меч был истинным символом могущества Фрейра, его мужской силы и его авторитета…
– Назови цену. Любую, – сказал я Гюмиру. – Не бойся. Тебе нужно защищать свои интересы. Такая дочь стоит дороже золота. Дороже скота. Дороже бесценных рубинов.
Гюмир нахмурился.
– Ну, хорошо, – согласился он. – Выкуп за Герд я назначаю такой: волшебный меч Фрейра. Но только в том случае, если она сама захочет взять его в мужья. Если же нет… – Он пожал плечами. – Предупреждаю: моя дочь чрезвычайно упряма.
Я прикрыл рукой лицо, пряча улыбку, и, горестно пожав плечами, произнес: