Евангелие от Марка

Когда однажды в будущем увидят, что, говоря о Христе Иисусе, имеют дело не с эгоистическим вероисповеданием, но с тем, что как исторический факт эволюции человечества равным образом может понять и принять каждое вероисповедание, только тогда все религии придут к постижению того зерна мудрости и истины, что есть во всех религиях. И та мера, в какой духовную науку еще не приемлют в истинном смысле, — это та же самая мера, в какой еще отклоняют истинное понимание Мистерии Голгофы. Ибо мера понимания духовной науки дана в той мере понимания, какую человек имеет в отношении Мистерии Голгофы. Так, христианин, который обратился к духовной науке, может, собственно, добиться взаимного понимания со всеми людьми мира. И если в безграничном высокомерии (какое, впрочем, можно назвать вполне понятным и оправданным) представители других религиозных систем говорят: «У вас, христиан, есть только одно-единственное воплощение Бога; мы же можем засвидетельствовать многие, так что мы имеем то же, что и вы, только в гораздо большей мере!», то христианин не должен бы отвечать прозелитизмом за Христа Иисуса, ибо тем самым он показал бы, что не понимает Мистерии Голгофы. Христианин с правом может фактически сказать (в том числе тем, кто указует на многочисленные инкаркации основателя своей религии): «Конечно. Но все те, кто имели много инкарнаций, не могли все же совершить Мистерию Голгофы. И пусть поищут это, как оно представлено в христианстве, в какой-либо другой религии!»

Я прежде показал уже, что если мы проследим жизнь Будды, то приходим к тому моменту, который в Евангелии от Марка дан для Христа как Просветление, Преображение — когда Будда, дойдя до последнего конца человеческой жизни, растворяется в Свете, как об этом рассказывается и что соответствует оккультной истине. Тогда наступает для Христа (как вы мол-сете найти это описанным в моей книге «Христианство, как мистический факт» то, что выступает в сцене Преображения; но не только так, что Он один-единственный имеет Просветление, но что Он тогда беседует на горе — на месте, где должны разыгрываться космические события с Илией и Моисеем. Лишь после этой сцены Преображения начинается Мистерия Голгофы. Это содержится так очевидно в самих документах, что отрицание этого факта оказывается по существу невозможным, если о нем однажды узнали при сравнении жизни Будды с жизнью Христа. И по существу также то, что я мог теперь сказать вам о том чувствовании, какое вздымается в нас в отношении многозначительного непризнания Сына Человеческого людьми, — это есть только само собой разумеющийся вывод из того, что уже находится обозначенным в моей книге «Христианство, как мистический факт».

Заканчивая эти лекции о Евангелии от Марка, я смею сказать следующее. Та программа в отношении христианства, которая была в начале нашего среднеевропейского движения, эта программа была осуществлена конкретно. Когда мы начали, было дано основное направление, поскольку религии показывают дальнейшее развитие и могут достигнуть вершины в проблеме Христа. Мы рассмотрели отдельные Евангелия и многие мировые свершения; мы стремились проникать все глубже и глубже в колодезь оккультной жизни, разъясняя то, что было дано прежде. Мы старались последовательно двигать вперед нашу работу. По существу, мы не сделали ничего иного, как только конкретно разработали то, что было ясно и отчетливо сказано нами тогда в нашем исходном пункте. Разве это не было самым естественным продолжением в отношении проблемы Христа внутри теософского движения в Средней Европе? И когда тут было совершено такое, то другие люди, которые три года тому назад обратились к мысли о Христе, невозможной в смысле христианства, они поистине не смели бы требовать от нас, обладающих плодами нашей последовательной работы, чтобы мы обратились бы к этой надуманной три года тому назад идее о Христе и стали бы ее проповедовать. В последнее время стали часто усиленно повторять, что Теософское общество, мол, должно быть местом для всех «мнений». Конечно, так должно было бы быть. Однако за исключением того случая, когда оно должно было стать также ареной действия сменяющих друг друга различных мнений одной и той же личности, — когда одна и та же личность утверждает теперь нечто другое по сравнению с тем, что она утверждала четыре года тому назад, и требует, чтобы Теософское общество сделалось ареной этого ее теперешнего мнения. Это, может быть, и могло бы иметь место, если бы не требовали соучастия в этом и не объявляли еретиком того, кто отказывается принимать участие в этих вещах. В Средней Европе пошли еще дальше; зашли настолько далеко, что стали называть белое — черным, а черное — белым.