Евангелие от Матфея

Поэтому не нужно удивляться, когда говорят, что в Евангелиях нет почти ничего, что не существовало бы и раньше. Ибо в какой форме это существовало? О том, что было раньше, можно сказать так: человек должен вознестись в Царство Небесное, потому что это Царство еще не снизошло к человеку. А новое в Евангелиях — это то, что путь, который раньше можно было пройти лишь с затемненным сознанием «я», теперь мог быть пройден сознательно и «я» сохраняло свою полноценность в Малхуте, в Царстве земном.

Вот почему после всего того, что описывается в Евангелии от Матфея как искушение, Христос становится возвестителем Царства. Что же Он, в сущности, имел сказать? Он должен был сказать следующее: то, что раньше достигалось человеком лишь при условии, что он заставлял умолкнуть свое «я» и отдавался в руки других существ, теперь может быть осуществлено человеческим «я», сохраняющим свою полноценность и самостоятельность. Вот то основное, что заключалось в вести Христа. В жизни Христа не только должны были повториться все события, воспроизводящие этапы посвящения, — нужно было еще, чтобы Его пророчество Царства содержало следующее утверждение: все обетования, дававшиеся ранее посвященным мистерий (или последователям их учений), теперь даются всем, воспринимающим в самих себе сущность «я», и прообразом этого для нас послужила жизнь Христа.

Все должно возрождаться, даже учения. Но нас не должно удивлять то, что между древней и новой доктриной остается разница: теперь человеку в сознании «я» доступно то, чего раньше он в этом сознании достигнуть не мог.

Представим себе, что, поучая людей этой великой истине, Христос хотел показать, что раньше люди, верные учениям мистерий, всегда взирали ввысь к Царству Небесному и говорили себе: «С высот сходит на нас блаженство, но оно не проникает до самого нашего «я». И вот Христос, сохраняя все, что говорилось до Него (то есть что всяческое бытие имеет своим Божественным источником Отца, и к этим истокам можно подняться, приглушив «я»), видоизменяет лишь оттенки, но оттенки существенные. Он говорит, например, следующее: «Раньше нас учили, что надо поднимать взор ввысь к Царству, где пребывает Отчее начало всего бытия, и ждать, чтобы его свет осветил нас; теперь же можно утверждать, что этот свет просвещает вас не только сверху: но воля, принятая там в вышине, должна проникнуть в глубину «я» и стать волей в «я».

Предположим, что отдельные предложения «Отче наш» уже существовали; все же Христос внес в текст некоторые видоизменения. Он как бы сказал: «Прежде, поднимая взор к Божественному духу Отца, обращались к Нему как к неизменному центру, из которого с высоты можно рассматривать Царство земное. Теперь же Царство должно снизойти вплоть до Земли, где пребывает «я», и воля, исполняемая там, вверху, должна исполниться и здесь, на Земле». Каковы же последствия таких изменений? Внимательный наблюдатель, понимающий смысл основных оттенков, нисколько не удивится тому, что текст «Отче наш» мог существовать в древности. Человек же поверхностный этих оттенков не заметит, потому что ему не это важно. Ему важен не смысл христианства, потому что он ему непонятен. Находя эти слова в древних текстах и не замечая оттенков, которые, однако, существенны, он заявляет: «Я же говорил вам: евангелисты отредактировали «Отче наш», но этот текст существовал и раньше!»

Поймите, какая существует разница между подлинным пониманием текстов и их поверхностным изучением! Ссылаясь на древние тексты, важно замечать их разночтения. И поверхностный исследователь, игнорирующий эти разночтения, ограничивается утверждением, что «Отче наш» существовал и в былые времена.

Я отмечаю мимоходом все эти факты, потому что антропософы должны быть в состоянии противостоять напору и защищаться от нападок этой дилетантской эрудированности, столь частой в наши дни; распространяемая прессой, она воспринимается массами уже как «научная».

Что же касается «Отче наш», то действительно, кому-то в один прекрасный день захотелось набрать разных фраз из всякого рода древних памятников, в частности, из Талмуда, и составить из них текст, похожий на «Отче наш». Заметьте хорошенько, что данный эрудит нашел не целый текст полностью. Нет, он натаскал отдельные, изолированные предложения, рассеянные во многих текстах. Взглянув на это с анекдотической стороны, можно было бы сказать, что и первые строки Гетева «Фауста» тоже написаны подобным способом; что в XVII веке был некий студент, который, провалившись однажды на экзамене, заявил своему отцу: «Увы! Я старательно и терпеливо изучал юриспруденцию». Другой студент, провалившись по медицине, тоже будто бы сказал: «Увы, я изучил медицину и т. д.»… Вот, дескать, из чего Гете составил начало своего «Фауста»! Я преувеличиваю, но и принцип, и метод практикуемой критики Евангелий в точности те же.

Вот те фразы, которые якобы были скомпилированы и образовали текст «Отче наш»: