Евангелие от обезьяны (СИ)

А немногим раньше некто, скажем, некто в пальто, умудрившись не попасть под влияние музыки Азимута, стреляет в мессию. Прямо на концерте, валит на сцене перед толпой зрителей. Свидетелей – тысячи! Но убийцу так и не смогли найти. Экая незадача. Наверное, он смешался с толпой. Незаметный такой мужичок с пластиковым пакетом в кармане. И все вроде бы логично. Не подкопаешься. Слишком гладко, конечно. Даже как-то подозрительно гладко. Но это отсюда. Из второго десятилетия двадцать первого века. А тогда было не до деталей.

Вот так вот.

Но во втором десятилетии двадцать первого века, аномально-жарким вечером я ехал с Героняном в одной машине. И да, он был чертовски стар. Но все-таки жив. Он был жив все это время! И все это время он что-то делал. Как думаете, что? Над чем же работал старый добрый доктор Айболит? И на кого?

Для меня все стало очевидным уже в тот момент. Я получил ответы на все вопросы, которые не стал задавать однажды. На все.

Кроме одного.

Зачем незаметным мужичкам понадобилась Нико? Именно в тот день, когда долбанный сукин сын Азимут решил вдруг воскреснуть?

Улица Вилиса Лациса в районе дома 11, корпус 4 оказывается катастрофически неинтересным советским гетто. Таким, знаете, где собаки ссут на сохнущее во дворах хрущевок белье, мусор выбрасывается из окон и круглый год все коричневое. Обгаженные дома с угловатыми наростами самодельных лоджий мутантами выплывают из тумана: Родина! Вот уж не думал, что Эраст влачит свое бесполезное существование в подобных условиях; а впрочем, не мне, получающему зарплату в том же издательском доме, сему факту удивляться.

Четвертый корпус я ищу битый час: дома стоят в абсолютно произвольном порядке, не поддающемся осмыслению. Как-то раз кто-то из моих друзей молодости выдвинул по накурке теорию, согласно которой советские архитекторы семидесятых проектировали такие районы следующим образом: архитектор съедал порцию макарон, выжирал залпом бутылку водки и блевал. А потом смотрел, как лягут на землю макаронины, и срисовывал с них вертикальную проекцию будущей социалистической стройки. Если посмотреть на такие районы через Google Map, это не кажется таким уж абсурдом.

Мимо окна «Яги» в тумане проплывают, как пленные румыны в лодке под Сталинградом, сомнамбулы не похмелившихся аборигенов. Усатые рабочие, доходяги в помятом, некоммерческие интеллигенты с вонючим «Петром I» в зубах, не успевшие диверсифицироваться в менеджеров. Однако после Зомбаланда это унылое шествие неудачников кажется мне зажигательным карнавалом в Рио. По крайней мере, здесь не трахаются на капотах машин, не мочатся мне на стекло и не тыкают пушкой в голову. Жизнь налаживается.

Точнее, налаживалась бы, если бы я не начинал залипать. Таков уж побочный эффект всенощного бодрствования под опиатами. Ты готов двигаться и разговаривать еще полсуток, но стоит занять статичное положение – и глаза закатываются, голова падает на плечо, и ты впадаешь в довольно гаденькую, липкую полудрему. А мне, к сожалению, приходится тут сидеть именно что статично. Я собираюсь допросить Порокова, а для этого надо выследить его у подъезда.

Кто бы мог подумать, что спасет меня снова мой малыш. Звонок уже подзабытого за ночь мобильника враз выводит меня из состояния мутного залипа. Дружище Стас. Я знаю, ты никогда не бросишь папку в беде.

– Папа, привет! Ты уже нашел своего бога?

– Доброе утро, дружок! Пока еще нет. Мне все время кто-то мешает. Но я уже сел ему на хвост.

– «Сел на хвост»? Это как, пап?

– Это значит, я уже дышу ему в задний бампер, сынок. И теперь ему от меня не оторваться. Дело времени.

– Я понял. Это как Чико Хикс все время дышал в задний бампер мистеру Кингу?

– Именно. Только Чико так никогда и не догнал мистера Кинга, а я своего мистера уже почти догнал. Преследую его, да.