Евангелие от обезьяны (СИ)

– В самом убитом, заблеванном и обоссанном советском вытрезвителе куда комфортнее, чем у тебя дома, – констатирую, пытаясь понять, где и что именно у меня болит. – Я первый раз вижу такую неуютную, необжитую и херово обставленную квартиру. Чего стоят одни эти рога, например. Это что – наследство дедушки или сам дедушка? Такой олень, как ты, запросто мог повесить голову предка над кроватью вместо того чтобы похоронить с почестями. И еще скажи – как ты, дорогой, узнал, что мне не нужна врачебная помощь? Я что-то пропустил и ты в перерывах между запоями посещал курсы медсестер?

– У меня жена врач, – уверяет он.

– Бесплатной клиники для бродячих животных?

– Она тебя осмотрела и сказала: ничего страшного, ушиб мягких тканей плеча и все, ни кровинки, ни трещинки, – тараторит он, пропуская мою шпильку мимо ушей. – А что ты вырубился – так это из-за удара затылком об асфальт. Сотрясения нет, просто потерял сознание, полежишь – и пройдет…

– Где она?– перебиваю подонка.

– Кто?

– Конь в пальто! Жена твоя – кто…

– Уже ушла. На работу.

Замечательно. «Жена-врач» взяла и так совершенно спокойно оставила пациента валяться без сознания на попечении мужа-дегенерата, весь врачебный опыт которого ограничивается знанием вкуса медицинского спирта. Мол, ну а что такого может случиться, мальчик, в крайнем случае умрешь, да и делов-то. Судя по всему, по человеческим качествам мадам ничуть не уступает своему благоверному. Та еще семейка Аддамсов.

Потом я натыкаюсь взглядом на громко тикающие стрелочные часы, висящие на той же стене, что и олень, только парой метров правее; последний раз я видел такие лет пятнадцать назад, но я и без того уже понял, что в этой семье мало следят за модными трендами. Часы показывают пять минут девятого. По всему выходит, что мерзавец, как ни странно, не врет: в отключке я провалялся чуть дольше получаса, что едва ли сопоставимо с серьезными травмами. Если, конечно, Эраст не перевел стрелки на несколько часов назад специально, чтобы ввести меня в заблуждение. С него станется.

– Ну… ты как? – пытается вновь зайти он.

– Откуда у тебя пушка, фрик? – спрашиваю, медленно присаживаясь. Во время движения голову разрывает изнутри на мириады колючих шариков, но сидеть не шевелясь вроде бы можно. Тоже хороший признак.

– Ну, это травмат… легализован… – бормочет Эрик, избегая смотреть мне в глаза. – Я ж не знал… не узнал тебя. Ты на себя в зеркало-то смотрел, а? У тебя пол-лица в бинтах, а вторая половина разбитая, как у бомжа.

– Но-но, не забывайся! Как у бомжа – это твоя красная рожа в обычном состоянии, даже когда не разбитая... Онисты, поди, помогли с пушкой-то, а?

– Да нет… все законно, легально… но ты так и не сказал – ты как?

– Замечательно. Если бы ты знал, какое кино я сейчас посмотрел, ты бы выстрелил не в меня, а себе в голову. Я сейчас видел того, кого ты и твои недалекие друзья ищете вторые сутки. Ну или неделю, как ты вчера утверждал, – хотя это, конечно же, вранье.

– Да? И что же он тебе сказал? – Чем дольше я не выказываю намерения освидетельствовать травмы и подать на подонка в суд, тем резвее возвращается к нему его обычный ернический стиль.

– Что для тебя есть хорошие новости: в аду перешли на тефлоновые сковородки. И что твои треки полное дерьмо, по степени никчемности болтающееся где-то между Джастином Тимберлейком и группой Coldplay.

Эраст снова не реагирует на выпад и опять пытается подмаслиться – на сей раз проверенным способом, который он явно приберег на крайний случай:

– Выпить хочешь? У меня есть бурбон.

– Совсем чуть-чуть и только если бутыль непочатая. Иначе нет гарантии, что ты не подсыпал туда цианистый калий.

Упырь, расцветший оттого, что решил, будто поймал меня на крючок, исчезает в дверном проеме, чем-то гремит на кухне и возвращается с пузатой бутылкой Maker’s Mark – действительно непочатой – и двумя стаканами. Я смотрю, как он отковыривает нечищеными ногтями красный сургуч с горлышка. Кто-то говорил мне, что каждую такую бутылку запечатывают на розливе вручную. Макают в этот сургуч, переворачивают и трясут; сургуч стекает и застывает каждый раз по-своему, поэтому нигде в мире вы никогда не найдете двух одинаковых бутылок данного премиального бухла. Забавно. Даже не знаю, откуда у меня в голове столько бесполезной информации. Не иначе как от кого-нибудь из коллег Эраста по «Гедонисту». Кому еще впаривают на клиентских презентациях такие романтические истории.

Медленно встаю с дивана и, стараясь не мотать лишний раз головой, перемещаюсь в стоящее рядом кресло. Левое плечо как будто пытались оторвать от тела, привязав к газующему трактору; рука не поднимается выше, чем на 45 градусов. Я поправляю бинты на голове, умышленно делая так, чтобы как можно больше ниток опало с них на пороковский ковер (а в такой квартире, само собой, на полу может быть только ковер). Потом заставляю Эраста еще раз встать и принести мне холодной воды, а сам, пока его нет, натужно сдерживаю детский порыв харкнуть ему в стакан.