«Сердце сжимается от боли, когда я вспоминаю своих друзей: храброго и мужественного Гуго, добродушного добряка Дюдона, флегматичного Жана и даже диковатый Кудря помнится, как родной, а непоседу Адониса я всегда считала своим младшим братом. Мы долго наблюдали за кораблём, на котором остались мои друзья, Гуго, Жан и Адонис, пока корабль и речка не скрылись за горой. Старый грек, согласившийся нас подвезти, спешил, чтобы до ночи добраться в Дорос, столицу княжества Готия. Грек был рад, что с ним едет воин-крестоносец, так как дорога шла по диким местам, то и смотри, чтобы какая-нибудь банда курманов[64]
не напала. Привезенные из Армении «пепони»[65], как он их называл, грек переправлял на продажу в Дорос к княжьему столу, и запах диковинных плодов дразнил моё обоняние, но я стойко держалась, не подавая виду. Мы с Раймондом сидели сзади нагруженной повозки, глотая пыль от колёс, но нам деваться некуда, приходилось терпеть.Раймонд вытащил из-за пояса нож и отрезал мне дольку «пепони». Я с удовольствием вгрызлась в ароматную мякоть и только потом подумала, что ем краденное. На мой немой укоризненный взгляд Раймонд очень резонно ответил, откусывая приличный кусок редкого плода:
— Мы заплатили за проезд!
Я не стала ему говорить, что поглощение дорогого фрукта не входит в оплату проезда, по крайней мере, до тех пор, пока мы не скушали его целиком. Выбросив последнюю желтую кожуру, Раймонд вытащил фляжку и дал мне напиться, а потом отхлебнул сам. Жизнь на халяву казалась прекрасной и никакие угрызения совести не стоили того, чтобы нас порицать за этот грех чревоугодия и кражи.
Повозка всё время держалась левого берега реки Черной, но к середине дня грек переправился на другую сторону реки и стал удаляться от неё, погружаясь в невысокие заросшие лесом горы. Неожиданно для меня дорога пошла по маковому полю, усеянному красными цветами, словно кто-то окропил землю своей кровью. Мне, почему-то, стало тревожно на душе, но, так, же, резко, как и начались, маки закончились, а окружающая цветовая гамма дополнилась белыми скалами окружающих гор. Кое-где приходилось спрыгивать, так как дорога тянулась вверх, а так как грек берёг своих лошадей, то они с Раймондом подталкивали повозку сзади и спереди. Миновали селение, расположенное в долине между гор, которое, как сообщил грек, называлось Шули. Вдоль долины текла речка, именуемая Айтодор. Мы не стали останавливаться в Шули, а поехали дальше, так как до Дороса оставалось совсем немного. Слева по ходу, на отвесной стенке высокого плато я увидела какие-то большие норы, вырубленные в камне. Грек объяснил, что там давно живут православные монахи, и я с восхищением помолилась за сподвижников веры.
Через некоторое время, которое нам показалось бесконечным, мы, наконец, прибыли в Дорос, как нам сообщил старый грек. Я же никакой столицы княжества не увидела, а огромная вертикальная стена, уходящая в небо, мало ассоциировалась с каким-либо городом. Мы долго обходили эту стену, медленно поднимаясь вверх, а когда завернули за угол, то оказалось, что это какой-то длинный каменный нос. Довольный грек радостно сообщил, что эту длинную стенку называют Каменистым мысом, и я посчитала, что название удачное. Высоко в небе парил одинокий орёл, выбирая жертву на плато. Если бы я посмотрела на себя его глазами, то увидела бы маленькую букашку, двигающуюся прямо в хищную четырёхпалую лапу, но то, как выглядит Дорос с высоты, я узнала потом. Вдоль крутого склона ми проехали ещё некоторое время, пока не оказались перед воротами с какими-то нишами, а сверху располагался храм. Стражники остановили грека и не очень придирчиво осмотрели повозку, а основное внимание уделили нам. Огромный статный воин спросил нас на греческом языке о цели визита, рассматривая, главным образом, крест на груди Раймонда и зная о его принадлежности к ордену госпитальеров. Он не высказывал злобы или агрессии, но мы с Раймондом знали, что крестоносцев не очень жалуют в Восточной Римской Империи. Я освоила греческий довольно сносно и ответила, что мы с Раймондом ищем уединения и посвящения себя Богу. Воин довольно красноречиво посмотрел на меня, давая понять, что уединение мужчины и женщины для посвящения Богу выглядит странно, и, вероятно, подумал, что Раймонд украл чужую жену и сбежал на край света. Возможно, я сама выдумала такое толкование своих слов и предательски покраснела, чем вызвала у воина скептическую усмешку.
— Вы пойдёте со мной, — сказал воин, предлагая нам покинуть повозку и следовать за ним. Я быстро кивнула, так как видела, что Раймонд посчитал себя оскорблённым, посинел и уже тянется к своему мечу.
— Не сейчас, милый, — сказала я ему, чем совсем его разоружила, но вызвала новую усмешку воина – вероятно, он знал французский язык.