Евангелие от Сатаны

– На этот раз ты выкрутилась. Но ты не выйдешь живой из этого монастыря. Ты меня слышишь, Паркс? Ты вошла сюда, но никогда не выйдешь обратно!

Рука мгновенно отпускает Марию, затем раздается шуршание: противница уходит. Мария, пытаясь отдышаться, соскальзывает по решетке на пол, закрывает глаза и слушает шум приближающихся шагов старой монахини. Оказавшись рядом, старуха наклоняется над ней и гневно шипит:

– Вы что, с ума сошли? Почему вы применили оружие?

Паркс открывает глаза и смотрит на затворницу, которая брызжет слюной от ярости под своим покрывалом.

– Это вы, сестра, должны мне объяснить, что эти монахини делают в подземной тюрьме и за какие преступления с ними обращаются так бесчеловечно!

– Какие монахини? О чем вы говорите? В этих кельях уже больше ста лет никто не живет!

– Тогда почему одна из ваших затворниц пыталась меня убить, а все остальные в это время вопили как безумные?

– Остальные? Какие остальные?

Старой монахине становится любопытно. Она подносит факел к решетке подземной кельи – внутри нет ничего, кроме пыли. Пять квадратных метров пола без всякой мебели, никаких потайных углов и закоулков. В тишине подземелья она продолжает свой рассказ:

– Эти каменные мешки служили кельями тем нашим сестрам, чей разум не выдерживал одиночества. Таких запирали здесь, чтобы остальные не слышали их крика. В наше время тех, чьи нервы не выдерживают, отправляют в психиатрическую больницу в Сент-Круа. Вы уверены, что с вами все в порядке?

Мария Паркс едва устояла на ногах. Она сходит с ума!

93

По мере того как Мария и ее проводница поднимаются вверх, в коридоре становится светлее. Серое пятно в темноте – выход из коридора – становится все больше. Паркс снова видит снежные хлопья, которые кружатся в воздухе.

Ледяной ветер обдувает обеих женщин. Моргая, чтобы лучше видеть, Мария различает здания, открытое пространство, которое они окаймляют, и цементные статуи, постепенно исчезающие под толстым слоем снега. Она и монахиня вышли во двор монастыря. Огромный Христос, распятый в центре двора, смотрит на них, когда они проходят мимо. Паркс украдкой разглядывает его и спрашивает себя: каково затворницам триста шестьдесят пять дней в году ходить по монастырским дорожкам под ледяным взглядом этой бронзовой фигуры?

Монахиня входит под колонны одной из внутренних галерей. По следам ее ног на снегу Мария определяет, что у старухи на ногах только кожаные сандалии, сильно изношенные. Монахиня стучит ногами по полу галереи, стряхивая снег с подошв. Потом она проходит по каменному крыльцу в главное здание. Вслед за ней Паркс тоже сбивает снег со своей обуви на монастырском крыльце. Чувствуя спиной взгляд статуи Христа, она входит в просторный коридор, где пахнет пылью и воском. На стенах портреты великих святых, рядом с ними гипсовые бюсты и сцены Страстей Христовых. Мария снова встречается со взглядом Распятого на бесчисленных картинах, которых она касается в темноте. Гнев и отчаяние – вот что Мария читает в блеске, который художник уловил на дне глаз Христа. Она поворачивается в одну сторону, потом в другую.

Куда бы ни взглянули затворницы, глаза Бога наблюдают за ними.

– Мать Абигайль сейчас вас примет.

Паркс вздрагивает, услышав голос затворницы. Та уже дошла до другого конца коридора, прислонила к стене факел и толкает тяжелую дверь. За дверью виден кабинет, стены которого обиты старинными гобеленами.

Молодая женщина входит в эту дверь. В кабинете сильно пахнет воском. В камине трещит огонь. Пока дверь закрывается, Мария продолжает идти вперед по скрипящему паркету к дубовому письменному столу, на котором стоят старинные подсвечники. От горящих в них свечей пахнет медом. Мать Абигайль, прямая и неподвижная, смотрит со своего кресла, как посетительница приближается к ней. Она стара и удивительно безобразна. Черты лица у нее такие грубые, что оно кажется вырезанным на стекле. Вертикальные морщины на ее щеках похожи на царапины, которые сумасшедшие женщины наносят себе ногтями.

– Кто вы и чего вы хотите?

– Матушка, я специальный агент Мария Паркс. Мне поручили расследовать убийство, которое произошло в вашем монастыре.

Абигайль сердито взмахивает рукой, словно отбрасывая этот ответ.

– Вы сказали монахине, которая привела вас сюда, что существо, убившее нашу сестру, умерло в Геттисберге?

– Да, матушка. Его убили агенты ФБР. Это был монах по имени Калеб.

– Он гораздо больше, чем монах, – отвечает мать Абигайль и беспокойно вздыхает. – А почему вы уверены, что именно он убил нашу сестру?

– Мы знаем это благодаря тем, кто его преследовал, – монахиням, которых послали в погоню за ним власти Ватикана.

– Вы хотите сказать, что Мэри-Джейн Барко и ее сестры в конце концов нашли его?

– Нет, матушка. Калеб похитил их одну за другой и распял на крестах.

– Где он теперь?

– В морге больницы Либерти-Холл в Бостоне.

Мать Абигайль резко выпрямилась и застыла в своем кресле, словно сквозь нее прошел электрический заряд.

– О господи! Вы хотите сказать мне, что не кремировали его?

– Мы должны были это сделать?