Евангелие от святого Бернарда Шоу

Хаос простых фактов, в котором Нагорная проповедь и прославление милосердия — лишь повод для разногласий о том, являются ли они поздней вставкой или нет; в котором Иисус становится не более чем именем, которое, вероятно, принадлежало десятку различных пророков или мучеников; в котором Павел — всего лишь человек, который, по всей видимости, не мог быть автором приписанных ему Посланий; в котором китайские мудрецы, греческие философы, латинские писатели и авторы древних анонимных текстов вываливаются нам на голову как источники того или иного кусочка Библии, — всё это не религия и не критика религии: оно не избавляет нас от факта, что добротные средневековые здания собора Питерборо будут жалкой лачугой в качестве критики проповедей настоятеля. На благо ли, на беду ли, мы создали литературное творение, которое называем Библией; и хотя обнаружение того, что в Библии есть множество лачуг, тоже до некоторой степени интересует нас — ибо нас интересует всё, что касается Библии, — это не сделает обобщение более значительным даже для палеографов, не говоря уж о тех, кто знает о современной палеографии не больше, чем архиепископ Аше. Поэтому я и отметил чуть больше находок, чем мог бы догадаться архиепископ Ашер, прочти он Библию без предубеждений.

В остальном же я использовал обобщение так, как оно на самом деле живёт и работает в людях. В конце концов, обобщение — вот то, чего вы хотите: именно поэтому следует сделать суждения понятнее для вас. Даже если вы относитесь к синтетической биографии немногим лучше, чем к синтетической резине, синтетическому молока и к пока что не изобретённой синтетической протоплазме, благодаря которой мы сможем производить людей различного рода точно так же, как кондитер — различного рода пироги, — практическим вопросом, до сих пор стоящим как перед вами, так и перед самыми доверчивыми приверженцами папской власти, является историческая критика.

В этом разделе мистер Шоу пытается извиниться за то, что, не изучив как следует основания евангелий, базировался на антропологии и палеографии. Он говорит: «Я был бы лишь несноснейшим из бездельников и педантов, уклонись я от критики некой иной разновидности веры или безверия, которую, в принципе, могли бы признать мои читатели, будь они эрудированными библейскими палеографами и историками (в подобном случае, кстати говоря, они меняли бы свою точку зрения так часто, что евангелие, усвоенные ими в детстве, в конце концов, возобладало бы над ними своей высочайшей настойчивостью)».