Женщина омывает ноги Иисуса слезами и отирает их волосами; и его упрекают за то, что он позволяет грешнице касаться его. Это практически адаптация неромантичного Матфея для парижской сцены. Перед нами несомненная попытка пробудить женский интерес на всей протяжённости текста. Маленький толчок, сделанный Марком, воспринят и разработан. Больше сказано о матери Иисуса и её чувствах. Следующие за Христом женщины, лишь мельком упомянутые Марком как пришедшие ко гробу, появляются в повествовании раньше; и некоторые из них названы по именам; поэтому перед нами предстают Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, и Сусанна. Есть небольшой причудливый эпизод в доме Марии и Марфы. Есть притча о блудном сыне, взывающая к романтике прощения, ведомой Чарльзу Сэрфес
и де Гриё. Женщины следуют за Иисусом до креста; и он обращается к ним с речью, начинающейся словами «дщери Иерусалимские». Эти отличия, вроде бы незаметные, привносят огромные изменения в общую атмосферу. Христос Матфея никогда не стал бы тем, что вульгарно называют дамским кумиром (истина, однако, в том, что народный спрос на чувства, если они не общечеловеческие, скорее мужской, нежели женский); но христос Луки сделал возможным те картины, которые сегодня нередко вешают в своих покоях дамы: где Иисус представлен именно таким, каким его изображают на киностудиях Лурд в исполнении статных актёров. Единственный налёт реализма, который инстинктивно не удаляет Лука ради создания столь благородного образа — осуждение, брошенное Иисусу за то, что тот садится за стол, не вымыв рук; и оно сохранено лишь потому, что на нём зиждутся интересные рассуждения.Напиши мистер Шоу «греческий» вместо «парижский», такая характеристика была бы довольно точной. И правда, больше и не о чем говорить. Но Лука совершенно не придаёт значения ничему, кроме своего искусства, а искусство любого рода всегда несёт в себе зерно мистицизма. Чрезвычайно занятно обнаружить, читая «Город ужасной ночи», как Джеймс Томсон развлекается каббалистическими спекуляциями во второй части этого великолепного стихотворения, в некотором роде величайшего среди всех написанных. Однако теперь мы желаем добавить ещё одно замечание: мистер Шоу признаёт здесь, что Лука может писать о Царствии в мистическом понимании, тогда как сам продолжает рассуждать о нём как о вполне материальном. Что же станется теперь с его аргументацией о датировке Евангелия от Матфея?..
В ожидании Мессии