Некоторые из них —адвокаты, преподаватели, директора крупных предприятий, врачи —отказались от престижной работы и карьеры, чтобы внимать словам Духовного Учителя... Они заявляли, что были счастливы оставить прежнюю жизнь со всеми ее обязанностями, обязательствами и заботами. Самые пожилые говорили, что обрели вторую молодость, а самые молодые —беззаботное счастье, попусту растраченное в коридорах лицеев и университетов. О да, конечно, не у всех все прошло гладко, пострадали чьи-то семьи, случались разводы, расставания, кое-кто отрекся, но они согласились заплатить за то, что называли освобождением. Все хотя бы один раз встречались с Ваи-Каи, и каждый был потрясен красотой, добротой и невероятной чистотой его личности (вот почему никто не верил обвинениям Элеоноры Марселей —бедняжка, она ведь тоже часть ткани бытия, ей отведена дурная роль, но нужно любить девочку и верить, что ее нить сияет, как и нити остальных людей!).
Бартелеми не особенно хотел распространяться о своем исцелении, но один из кочевников, бродя по дому, наткнулся на инвалидное кресло, пошли вопросы, просьбы рассказать, как именно произошло чудо. Никто из них странным образом не был свидетелем чудесных исцелений, приписываемых Духовному Учителю, и они, сидя за большим кухонным столом, внимали Бартелеми с почти религиозным почтением.
Уже решив доверить свои судьбы Ваи-Каи и пустившись в приключение под названием "Новое кочевничество", они впитывали слова чудом исцеленного с жадностью умирающих от жажды людей. Рассказ Бартелеми укреплял решимость, прогонял последние сомнения, заполнял трещины в душе, проделанные страхом, расставлял вешки и предупредительные знаки на их жизненном пути. Когда Бартелеми закончил, все вскочили в едином порыве и начали обниматься —пылко, почти лихорадочно.
Их вера получила подтверждение, и они были счастливы идти вместе по верному пути. Йоханн, сорокалетний гигант-голландец, вопя от счастья, подбрасывал над головой детей. Алида, бывшая танцовщица из труппы Бельгийского Королевского балета, станцевала импровизацию, а потом все присоединились к шумному хороводу.
Так Люси очутилась в объятиях Бартелеми, и они, поддавшись общей эйфории, расцеловались в щеки, потом чмокнули друг друга в губы и наконец обменялись страстным поцелуем, обещавшим продолжение.
Бартелеми оказался вовсе не таким уж худым. Его кожа —Люси терлась об нее всю ночь —была очень нежной на ощупь. Некоторую неловкость он компенсировал нежностью и внимательностью, удивительными в таком юном существе... нет, в молодом мужчине. В первый раз он кончил, как только они устроились на узкой кровати, и его тонкий, прямой, как прут, член соприкоснулся с животом Люси. Она обняла его, успокоила нежными ласками, и он очень быстро обрел силу. Бартелеми принялся обнюхивать Люси, лизать и ласкать ее, словно хотел убедиться, что женщина, увиденная им однажды на экране компьютера, теперь присоединилась к нему в реальном мире. Зрение —самое обманчивое из чувств, самое иллюзорное, и Бартелеми чувствовал, что должен подтвердить свои ощущения осязанием, обонянием и вкусом. Люси неподвижно лежала на спине, словно преподносила себя ему в дар, она вздрагивала от теплого дуновения его дыхания и нежных прикосновений языка и рук. Она вернула себе инициативу, когда ее собственное желание стало неодолимым: она скользнув под него, обняла ладонями за затылок, обвила ногами талию.
Она проглотила его целиком и начала медленно и плавно двигаться вверх и вниз. Оба очень скоро кончили одновременно, он —потому что пока не умел управлять своим наслаждением, она —потому что ее тело, почти убитое ублюдком Джо, выжило, ожило и теперь жаждало наслаждения.
Чуть позже, ночью, Бартелеми снова захотел заняться с ней любовью, и Люси, усталая и сонная, не отказала ему. Она просто повернулась спиной, приглашая к любви ленивой, почти задумчивой —то ли ко сну наяву, то ли к мечте.
Бартелеми проснулся, протер глаза, потянулся, как молодой кот, и взглянул на Люси, не веря своим глазам.
Она наклонилась над ним, поцеловала и произнеслаторжественным тоном:
—Думаю, я в тебя влюбилась. С Рождеством, Бартелеми!
—Я-то не думаю, а уверен! Ты —самый прекрасный рождественский подарок в моей жизни.
—Что скажешь насчет... поездки в Лозер?
Он положил голову ей на грудь.
—Хочешь увидеть Ваи-Каи?
Люси и сама не знала, чего хочет, у нее было чувство, что она заново учится жить в тридцать два —нет, скоро ей будет тридцать три —года. Она поднимала якорь, отдавала швартовы, и течение унесет ее сегодня утром в Лозер, к Духовному Учителю, к новым, неизвестным берегам. Она, всегда ненавидевшая постные дни, ощущала сейчас головокружение пополам со священным ужасом. Потом губы Бартелеми впились в ее рот, руки Бартелеми обвились вокруг плеч, пальцы бабочками запорхали по коже, и она, не сопротивляясь, открылась навстречу мгновению.
Глава 27
Йенна поразило количество народа на улочках Манда.