Евангелие от змеи

—Но вы с этим не согласны, верно?

Санитарка горько усмехнулась.

—В глазах медицинских светил мнение таких, как я, мало чего стоит.

Она тихонько подтолкнула его к двери. Матиас покорно вышел, пообещав себе вернуться назавтра и положить конец мучениям Хасиды.

* * *

Вечером, лежа без сил на постели, он одним глазом, не особенно вслушиваясь, смотрел передачу Омера.

Расстояние от клиники Субейран до улицы Бланш Матиас прошел пешком, не обращая внимания на дождь. По дороге он зашел в арабскую бакалейную лавочку, купил себе чипсов и орехов. В подворотнях, поругивая погоду, уныло курили проститутки. Дождь для их бизнеса был опаснее нечистой совести, полицейских облав и инфляции.

Девушки в коротеньких шортиках, рубашках, завязанных узлом над пупком, чулках в сеточку (судя по всему, их кроили из рыболовецкой сети!) и высоких сапогах призывно подмигивали Матиасу, но у него их ужимки вызывали лишь брезгливое отвращение.

Вульгарность никогда его не возбуждала. Роман, он же Рысь, не раз предлагал ему девочек, вывезенных порнодельцами из Восточной Европы. Все они были очень красивы, но ему хватало одного штриха —слишком ярко накрашенного лица, слишком обтягивающей одежды, слишком откровенного жеста, —чтобы мгновенно остыть. Именно эта фобия укрепила репутацию Матиаса как человека, равнодушного к сексу (то ли с гетеро-, а может, и с гомосексуальными привычками), в мафиозных кругах, контролирующих проституцию. Честно говоря, Матиаса это очень устраивало. Его бывшие заказчики лучше, чем кто бы то ни было другой, знали: деньги и секс —самый эффективный способ помешать человеку исполнить контракт. Убийца, не способный справиться с собственным членом, —не слишком надежный партнер.

Нарочито грубый, "отвязанный" треп Омера раздражал и одновременно завораживал Матиаса. Он спрашивал себя, как это человеку существу удается произносить столько слов в минуту? Одетый в рубаху и штаны кричащих цветов, с пламенно-рыжими волосами, взлохмаченными рукой искусного парикмахера, Омер без конца перебивал собеседников. Любого другого теле- или радиоведущего за подобное хамство, отсутствие политкорректности и нецензурную брань Высший совет по контролю за качеством аудиовизуальной продукции наказал бы без жалости и промедления. Напротив Омера, на возвышении, напоминающем скамью подсудимых, сидела худая как смерть женщина в черном. Она была автором исторического романа о Жанне д'Арк, в котором Орлеанская дева вовсю пользовалась своими прелестями, собирая рыцарей в освободительную армию.

—Итак, —подвел итог Омер, —в книге вы утверждаете, что она спала со всеми офицерами своей армии, с королем, с епископом и даже с некоторыми солдатами. Ну просто шлюха и дрянь, да и только!

Слева от "скамьи подсудимых" находились две скамьи "присяжных заседателей": историки и академики мужского и женского пола, интеллектуалы и интеллек-туалки, призванные оппонировать главному гостю, напоминали восковых кукол из музея Гревена. Казалось, что ведущий и его гости существуют в разных временных измерениях, что он их все время опережает. Помощница Омера, поражающая воображение зрителей умопомрачительной красотой и головокружительным декольте, пыталась время от времени умерить пыл шефа и смягчить его грубость, но у нее ничего не получалось.

Она была не более чем украшением, секспаузой, мятной конфеткой в потоке слов, калейдоскопе цветов бесконечной рекламы.

Матиас щелкал пультом, прыгая с программы на программу, несколько раз едва не выключил телевизор, но какая-то магическая сила то и дело возвращала его в запредельную дурь ток-шоу Омера. Гости в студии внезапно разом осознали, что в их интересах выйти из ступора, если они хотят продемонстрировать свое последнее творение (удивительное совпадение —каждый явился на передачу с последним —"горяченьким" —изделием!).

Все эти историки-академики-записные-интеллектуалы перебивали друг друга, сыпали обвинениями, бранились и оскорбляли всех и каждого под насмешливым взглядом Омера: он добился своего, завел их на зыбкую почву полемического спора, оскорблений и крайностей. Омер явно развлекался, обводя растрепанную крикливую аудиторию круглыми совиными глазами.

А они, эти интеллектуалы-эрудиты, демонстрировали сорока процентам населения Франции (рейтинг, черт побери!) зрелище петушиного боя на птичьем дворе.

На экране мельтешили и колготились люди, время от времени кто-то выкрикивал оскорбление, или угрозу, или проклятие. Ловкий трюк —безграмотный журналист с диким нравом выглядел на их фоне моральным светочем, нравственным ориентиром и оплотом разума.

Матиас доел чипсы и, чувствуя легкое омерзение, отправился в душ. Когда он вернулся в комнату, Омер как раз объявлял результаты голосования телезрителей:

—Итак, семьдесят процентов считают, что Жанна д'Арк была просто грязной девкой, честной давалкой, и поддерживают нашу дорогую Режину Абрер. Ваши аплодисменты, дамы и господа, ваши аплодисменты!