Евангелие от Зверя

В Парфино, где жили родственники Ильи: дядька Федор Ломов, его жена Елена Кондратьевна и двое детей — повзрослевший на год Данила и семнадцатилетняя Леночка, — Пашины прибыли к обеду во вторник. Чтобы не привлекать к себе особого внимания, добираться решили на общественном транспорте, поэтому сначала доехали из Москвы до Новгорода на поезде, из Новгорода до Белой Горы — на автобусе, а оттуда до Парфино — на попутках. Получилось вдвое дольше, чем если бы они ехали на своей машине, зато сторожевая система храма Морока не смогла вовремя засечь их, и чудеса БАЗы[39] начались лишь после прибытия Ильи в деревню. Но к этому он был готов, зная, что «помечен» черными колдовскими силами, реагирующими на его помыслы и действия, угрожающие безопасности храма, где бы он ни находился. Спасало отсутствие у хранителей храма спецподразделения, реагирующего на «магическую пеленгацию», работающую как бы сама на себя, а также защита цаты, этого мощного амулета, поддерживающего связь с русскими богами. Илья знал, что Евстигней был посвящен в волхвы Силичем, или Сильнобогом, одним из светлых богов-защитников древнерусского пантеона, и его канал связи с Силичем через цату все еще работал. Хотя вызвать по нему самого Сильнобога было невозможно: с течением времени информационно-пропускная способность канала заметно снизилась.

Тем не менее цата, или Рука Бога, как назывался талисман, действовала и успешно отводила от Ильи потоки злого внимания БАЗы. За время путешествия из Новгорода в Парфино она срабатывала дважды — Илья чувствовал это по резкому изменению температуры медальона: цата вдруг то нагревалась, то превращалась в кусок льда. В первый раз они с Владиславой, спеша на автобус, успели перебежать дорогу перед мчавшимся сломя голову «Москвичом», вывернувшимся из-за угла, хотя еще мгновением назад его не было! Во второй раз цата предупредила Илью за несколько секунд до столкновения автобуса с вырулившим на встречную полосу самосвалом. Илья успел рявкнуть водителю автобуса, чтобы он сбросил газ, тот от неожиданности послушался и смог отвернуть в сторону, хотя едва не свалил при этом автобус в кювет. И все же, если бы не подсказка Пашина, произошло бы столкновение, чреватое многими жертвами.

После этого БАЗа притихла, и супруги добрались до дома Ломовых, стоящего на краю деревни Парфино (рядом располагался городок Парфино), на берегу озера Ильмень, уже без приключений.

Встретили их радушно, даже радостно, не спрашивая, каким ветром занесло сюда родственника и его юную жену. Поговорили о том о сем, посмотрели семейные фотографии, вспомнили родичей, рассказали друг друг о житье-бытье. Старший сын Федора двадцатилетний Никита по-прежнему жил в Москве, изредка навещая родителей, учился в Московском государственном университете и одновременно подрабатывал в фирме по продаже компьютеров. Леночка Ломова закончила школу и готовилась к экзаменам в институт. Тринадцатилетний Данила закончил седьмой класс школы, занимался со школьным учителем русским стилем рукопашного боя и прекрасно рисовал.

— Горюет Данила, — посетовал Федор, — что деда Евстигнея нет. Когда дед был жив, он к нему часто заходил, помогал вырезать разные фигурки, на деревянных дощечках рисовать. Одну такую картину Никита в Москву забрал. Говорит: думать помогает.

— Он у нас такой самостоятельный, — покачала головой Елена Кондратьевна. — Все сам норовит сделать, до всего дойти.

— Мужик растет, — сказал Илья одобряюще.

Поговорили о заботах старшего Ломова, потом, ближе к вечеру, Владислава предложила хозяйке помочь по дому, и женщины пошли на подворье, где у Ломовых содержались две коровы, лошадь, хряк, куры и сторожевой пес неизвестной породы по прозвищу Крутой. Мужчины же остались за столом на веранде, накрытой тенью сосен и берез и потому прохладной даже в летний зной.

Илья выслушал жалобы дядьки на жлобство торговцев и беспредел автоинспекции, отбиравшей мед у производителя, — Ломов, как и обещал год назад, купил пасеку недалеко от городка Пролетарий, Федор посетовал, что рыба уходит из тех мест на Ильмене, где артели свояка отведен район лова, затем похвастался успехами Данилы и показал его последние акварели, на взгляд Пашина — действительно великолепные. Особенно мальчишке удавались пейзажи и сказочные композиции на мотивы древнерусских сказаний и былин в манере Константина Васильева. Илья с уважением заметил, что из Данилы проглядывает настоящий художник, и обрадованный его оценкой Федор от избытка чувств хватанул целый стакан водки. Но не окосел. Он был из той редкой породы мужиков, на которых алкоголь не оказывал почти никакого влияния, и мог на спор выпить чуть ли не ведро самогона.

— Ну а вообще-то, как тут у вас, тихо? — спросил Илья. — Евстигней не объявлялся?

— Целый уж год как не появляется, — махнул рукой Ломов-старший. — Бают, уехал он в какой-то староверческий скит в Сибири, за Урал. А хата его стоит, и дверь не на замке. Значит, вернется.

— Неужели к нему никто не наведывался за это время?