Евангелие от Зверя

— Почему не наведывался? Заходили какие-то люди днем, давно, зимой еще, Ленка их видела, а что делали — неведомо. Я на всякий случай потом проверил — все вроде на месте, ничего не взято. Да и что у старого брать? Иконы разве что, дак их у него и не было. А сундуки целехоньки стоят.

Федор задумался, вспомнил какое-то событие.

— С месяц назад, в конце мая, тоже кто-то заходил к деду в хату, почитай, ночью. Я как раз из центра возвращался, услышал голоса, потом дверь стукнула. Обрадовался, думал, старик вернулся, покликал — тишина в ответ. И свет не зажегся в хате. Может, никого и не было, послышалось все. А ты по делу к нам или так, проездом?

— Да как тебе сказать…

— А так и говори. Подсоблю чем, если надо. А жена у тебя славная, красавица, аж светится вся. Где добыл такую?

— На болоте нашел, — улыбнулся Илья, почти не кривя душой. — У тебя Елена тоже красавица, каких свет не видывал. Дай бог всякому!

— Всякому не надо, — ухмыльнулся в свою очередь дядька, — только умному, доброму да сильному, такому, как я. Так что там у тебя за проблема? Говори смелее, чай, не чужие вы мне.

— Проблема одна, забот две, — помедлив, сказал Илья. — Мне в доме Евстигнея побывать надобно, поискать одну вещь. А потом на Стрекавин Нос сходить. Но это позже, через неделю-две, когда я подготовлюсь получше. Сегодня мне важнее изба деда.

— Что ж тут страшного, едрена корень? — удивился Ломов. — Давай вместе сходим.

— Нет, мне одному надо. Извини.

Федор наморщил лоб, хотел что-то сказать, и в это время со стола сам собой упал на пол веранды стакан. Звякнуло, полетели осколки. Федор вытаращил глаза, непонимающе глянул на то, что осталось от стакана, перевел взгляд на Илью:

— Ты видел?!

Пашин усмехнулся.

— Это нечто вроде предупреждения. Кто-то очень сердит на меня и не хочет моего присутствия в деревне.

— Опять колдовство?

— Судьба, наверное, у меня такая — со злым колдовством сражаться. Снова один супостат зашевелился, приходится вот готовиться к встрече.

— Не Морок ли?

Илья с интересом посмотрел на могучего телом родственника, потом вспомнил, что Федор присутствовал при разговоре о Мороке год назад и помнит об этом.

— Он самый, Федор Петрович. Окопался он тут у вас, недалеко от Стрекавиного Носа, людишек под себя подмял, заморочил, боятся его и служат за разные посулы да сребреники.

— Честно говоря, не верю я в вашего Морока, хотя и помню, что вы еле живыми оттуда вернулись.

— А в дьявола веришь?

Федор почесал темя.

— И в дьявола не особливо верю. Все беды — от жадных и злых людей, стремящихся нахапать, ничего не делая. Это они дьявола придумали, чтобы мы боялись и не прекословили.

— Это верно, — улыбнулся Илья, вспоминая чье-то изречение: самая большая победа дьявола состоит в том, что он заставил людей поверить, что его не существует.

— Ладно, к хренам они все сдались, — махнул могучей дланью Федор. — Давай-ка еще чайку с медком махнем. Мед сборный, только привез, чуешь, как пахнет? Лепота!

— Изумительно пахнет, — согласился Илья.

— А к деду Евстигнею мы все-таки вместе пойдем, — добавил хозяин, — когда стемнеет. Я снаружи покараулю, а ты в избе пошаришь. Ежели, конечно, она тебя не выплюнет. — Федор хихикнул. — Те-то гости, коих я в мае встретил, зашли туда и тут же обратно выскочили, перепуганные, волосы дыбом, и пар от них валит столбом. Будто кипятком ошпарили.

Федор снова хихикнул.

Улыбнулся и Пашин.

— Заговоренная изба у Евстигнея, не любит чужих. Что ж, посмотрим. Может, она и меня не впустит…

Но она впустила.

Уже ночью, в начале первого, выпив по кружке ягодного морса собственного приготовления, Илья и Федор зашли к соседу со стороны садового участка. И Пашин, потрогав цату, толкнул входную дверь избы, пробормотав про себя: «Давно я тут не плавал баттерфляем…»

Цата на груди нагрелась.

Илья остановился, прислушиваясь к теплой — вопреки ожиданиям — тишине Евстигнеевой избы. Кто-то смотрел на него из-за подволоки, пристально, настороженно, опасливо, но беззлобно. Затем что-то прошумело, невидимая струйка н е ж и т и протекла сквозь щель второй двери — из сеней в горницу, и Илья понял, что его пропустили. Скорее всего встречал его востуха, близкий родич домового, живущий за печкой и караулящий воров. По народным поверьям, там, где живет востуха, ничего плохого приключиться не может и ничто в доме не пропадает.

— Спасибо за доверие, — прошептал Илья, открывая дверь в горницу.

В нос пахнуло сложным сочетанием травяных и ягодных запахов, кожей, войлоком и сухой древесиной. Обычно, если в избе долго никто не живет, это чувствуется сразу, здесь же, в хате Евстигнея, сохранились все тонкие признаки жилья, словно хозяин вышел на минутку и сейчас вернется.

Илья вздохнул, продолжая вслушиваться в тишину и привыкать к темноте. Старый волхв в свой дом так и не вернулся.

В углу за громадой русской печи сгустился мрак, надвинулся мохнатой глыбой.

— Тихо, тихо, не шали, я свой, — пробормотал Илья, снова дотрагиваясь до талисмана.