Евангелие страданий

в) Изъясняя историческую сторону этих событий, можно было бы показать, как то, что сперва казалось, будто Он претендует на царскую власть, как раз и сделало возможной Его смерть на Кресте. Ведь если в жизнь людей приходит страсть, должна быть тяга для того, чтобы эта страсть смогла разгореться. Но тяга это двойное движение, пересечение двух воздушных потоков. Именно то, что все внимание иудеев было приковано к Нему, – ведь они хотели сделать Его царем; именно то, что сперва им на мгновение показалось, будто Он отвечает их ожиданиям: именно это вылилось затем в их ожесточенное неистовство, превратилось в кровожадную ярость и ненависть, когда Он так и не захотел царской власти. Он был крайне важен для своего времени, которое горело желанием увидеть в Нем того, кого оно ожидало, время будет чуть ли не принуждением навязывать Ему уже готовую роль, – но в итоге Он не захочет бы тем, кем оно желало его видеть! Христос был тем, кого ждали, однако Он был распят иудеями, и распят именно потому, что Он был Тем, Кого они ждали. Он был слишком значим для современности, чтобы она могла оставить Его без внимания, нет, здесь дело шло об или – или: или любить, или ненавидеть. Иудеи были настолько захвачены идеей, что Он, должно быть, и есть тот, кого они ждали, что им невыносимо было думать о том, что Он не захочет принять все то великолепие, которое они предлагали Ему. То есть здесь налицо мировой конфликт между тем, как с точки зрения мгновения и тем, как с точки зрения вечности понимается «Тот, Кто должен прийти». In abstracto Христос – Тот, Кого все ждут, и это неизменно так. Но вот возникает конфликт. Одержимый собой, тщеславный народ желает присвоить Его себе ради выгод своего эгоизма: Христос должен быть тем, кого они ждали, «Грядущим», – но только в том смысле, какой это имеет с точки зрения мгновения. На мгновение Он как будто поддается этому, выманивая у них эту их идею, заставляя их открыться в ней, – и тут, тут шаг за шагом становится все более очевидно, что Он – Грядущий, но как раз в том смысле, какой это имеет с точки зрения вечности. Наверное, Его современникам, которые заблуждались и были неистовы в своем заблуждении, неистовы из-за того, что ошиблись в Нем, неистовы из-за того, что они хотели сделать Его царем, а Он пренебрег этим, неистовы из-за того, что они признались в том, насколько они по-своему в Нем нуждались, – Его современникам жизнь Христа казалась, наверное, воплощением чудовищной всепрезирающей гордыни. Так что, наверное, для многих, пребывавших в безбожном заблуждении, и слово: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» звучало как свидетельство справедливого возмездия. Но вместе с тем все это обнаруживает грех иудеев, свидетельствует о нем как о грехе против Бога – ведь они настолько сосредоточили свое внимание на Христе, что здесь не может быть и речи о том, что они просто не разобрались во всем этом как следует. Нет, их взоры были прикованы к Нему, и они стали бы славить Его, стали бы гордиться Им и более, чем когда бы то ни было, презирать – уже совершенно по праву – все другие народы, – если бы только Он захотел служить их властолюбию. Значит, они признавали в Нем бесконечное превосходство. И все же они не желали смириться пред Ним, не желали узнать от Него правду о Том «Грядущем», Кого они ждали, они властолюбиво хотели, чтобы Он служил им, потворствуя их желанию – тогда они стали бы Его боготворить, боготворя при этом, впрочем, самих себя: ведь все это льстило бы их властолюбию, да и Он был бы тогда их же собственным изобретением. То есть переданного им от отцов и меры их собственного понимания было достаточно для того, чтобы суметь Его понять, если бы они пожелали, – но они не желали Его понимать. Одно дело, если время осмеивает или преследует человека, которого время в буквальном смысле не способно понять, и потому вынуждено считать его безумцем. Так современники насмехались над Колумбом; ведь у них при всем их желании в голове не укладывалось то, что может существовать другая часть света. Другое дело, когда современники признают громадное превосходство некоторого человека, прямо-таки влюблены в него, однако им хватает наглости (даже если и смешанной с лестью) пытаться вынудить его стать тем, чем они хотят его сделать, – вместо того, чтобы покориться ему и у него учиться.