Евангелие страданий

г) Рассматривая историческую сторону этих событий, можно было бы показать, как историческая ситуация, рассуждая по-человечески, могла способствовать тому, чтобы возбудить иудеев против Христа. Народ, гордящийся своей историей и религией, изнывал под игом позорного рабства, проникаясь все более и более безумной гордыней; ведь гордость это безумнейшая страсть, которая постоянно колеблется между самообожествлением и презрением к себе. Страна гибнет; все как один озабочены судьбой своего народа; все политизировано до отчаяния. И вот Он – Он, Кто мог бы им помочь, Он, Кого они хотели сделать царем, Он, на Кого они возлагали всю надежду, Он, Кто как будто на мгновение Сам дал повод так заблуждаться о Нем! И теперь, теперь, в это же самое мгновение, объявить, что Он ничего, ничего общего не имеет с политикой, что Его Царство не от мира сего! Его современники, в том ослеплении, в каком они были, должны ведь были видеть в этом ужаснейшее предательство своего народа. Это было так, словно Христос выбрал самое резкое противоречие, самое злящее противоречие, для того, чтобы прямо показать вечное, Божие Царство – в противоречии с земным. Ведь во время земного бедствия, когда жизнь целого народа, Богом избранного народа, поставлена на карту, так что дело для него идет о том, быть или не быть, кажется, рассуждая по-человечески, что в первую очередь нужно решать именно этот вопрос. Здесь указанное противоречие является наиболее вопиющим. В благополучной стране в мирное время противоречие между вечным и земным не является столь напряженным. Сказать богатому человеку: ты должен прежде искать Царства Божия, – это мягкие слова по сравнению с тем жестоким, с тем по-человечески возмутительным поступком, когда голодному говорят: ты должен прежде искать Царства Божия. Итак, по-человечески это выглядело предательством по отношению к современникам, по отношению к народу, к интересам своего народа. И потому, опять же, столь глубоко оскорбила их эта двойная колкость гордого римлянина, Пилата: повесить на Кресте надпись «Царь Иудейский». О, ведь царь – это то, чего желал себе в гордости этот отчаявшийся народ, – и Он мог стать царем. Но теперь, когда Он был распят, это звучало как двойная насмешка: над Ним, Распятым – что Он, мол, царь, и над иудеями – что Он «Царь Иудейский»; эта надпись словно должна была показать народу, сколь жалким и бессильным был их царь.

д) Рассматривая историческую сторону этих событий, можно было бы показать, как то обстоятельство, что все эти события произошли в течение трех лет, рассуждая по-человечески, также способствовало тому, что Христос был распят. От первого впечатления чего-то чрезвычайного (так что они желали сделать Христа царем) иудейский народ стремительно переметнулся к прямо противоположной крайности, к тому, чтобы Его убить, то есть от прямого выражения того, что они имеют дело с чем-то чрезвычайным, переметнулся к обратному выражению этого. Но и время было в строгом смысле отмерено современникам Христа столь скудно, что они оказались сбиты с толку и пришли в экзальтированное состояние; современникам, рассуждая по-человечески, недоставало паузы, чтобы они могли перевести дыхание, паузы, чтобы от заблуждения, будто Христос был Грядущим в земном смысле, прийти к пониманию того, что Он – Дух и Истина. Если бы Христос не был Истиной, если бы Он мог поэтому пощадить современников, остудив их немного при помощи обмана чувств; отступить, дав необходимую паузу; растянуть на двадцать лет то, что Он, напротив, уплотнил до трех, – а если бы Он был обычным человеком, то, так или иначе, Он был бы вынужден так поступить, – то Он, рассуждая по-человечески, возможно, и не был бы убит. Но в этом ужасном напряжении, когда каждый день протекает в присутствии божественного; в этом ужасном напряжении, когда иудеям в столь короткое время пришлось претерпеть самый резкий, с человеческой точки зрения, перепад – сперва почувствовать себя возвеличенными, и сразу после этого – униженными; в этом ужасном напряжении, когда в течение трех лет, проведенных в рывке без малейшей передышки, иудейский народ жил на пределе своих сил: народ становится словно вне себя, и вот уже кричит: распни, распни.

е) Однако к чему нам все эти размышления – ведь они, пожалуй, только уводят мысль от ключевого момента: Он Сам Себя назвал Богом. Этого достаточно, ведь здесь более, чем где бы то ни было, дело идет – с абсолютной непреложностью – об или – или: или в преклонении пред Ним пасть ниц, или участвовать в Его убиении; ведь надо быть каким-то чудищем, в котором нет ничего человеческого, чтобы не потерять терпения, если человек пожелает выдать себя за Бога.

Но при всем этом я еще не добрался до моего сомнения.