Евангелие зимы

Его глаза налились кровью, но он все равно забил косяк. Мы вместе выкурили травку, и я достал сигарету, чтобы не было запаха. Мы сидели в тесном кубе очень тесно, и я встал, наполовину высунувшись в отверстие, чтобы докурить.

– Эй, ты мне весь обзор закрываешь, – сказал Марк, потянув меня за штанину.

– Ты уже какой-то взвинченный. Давай-ка расслабимся. – Я присел, снова скрывшись в кубе, и выставил ногу в открытую заднюю стенку.

– Да, – согласился Марк. – Извини. В последнее время мысли одолевают.

Общаясь с Марком, я успел усвоить, что когда человек пьян, он не заканчивает фраз. Марк озвучивал примерно половину своих мыслей, позволяя мне самому создавать отсутствующие связи в его логике.

– Не важно, под каким углом я смотрю на вещи, – я все равно оказываюсь в одном и том же проклятом месте.

– Ты это о чем? – Марк лишь покачал головой. – Да ладно тебе, не может быть, чтоб все так плохо. Ты же вон выжил, когда я ушел от вас после Нового года. Я тоже это пережил. Сидим же мы здесь сейчас.

– Ага, – кивнул Марк.

– Жаль, что нас нашли в таком виде. Не помню, как я отрубился.

– Да нет, это вообще полная задница. Ты тут ни при чем.

Мы снова замолчали, и я услышал, как машина проехала по улице возле школы. Я знал, что тот, кто за рулем, не может разглядеть площадку за деревьями, но все равно немного занервничал. Марк вроде ничего не заметил. Он был занят своими мыслями.

– От меня ждут больших свершений, – добавил он, очнувшись.

– Помню.

– Чтобы я стал кем-нибудь идеальным.

– Знакомо. Этого от всех ждут.

– Мои предки считают, что ты далек от совершенства.

– Ну, не только они…

– Но они говорят, что ты – дурная компания. Типа, мне нельзя с тобой водиться, потому что ты плохо повлияешь на мое будущее.

– Погано.

– Я уже ничего не понимаю. Они ведь и половины не знают. – Он снова замолчал, ушел в свою скорлупу. Мы снова отпили из бутылок, и он продолжил: – Люди заявляют, что верят в то-то и то-то, но поступают совершенно иначе, делают то, что противоречит всему, что они говорят. – Он вытащил из кармана коротенький косячок и прикурил. – Если бы меня поймали за тем, что я делал хотя бы на тот же Новый год – ну, сел пьяным за руль, – меня бы реально убили. Черт побери, если меня реально застукают, меня точно прикончат. – Он затянулся своим мини-косячком и предложил его мне, но я отказался. Он снова затянулся и продолжал: – Сегодня в классе мы говорили об «обувном террористе», и я все думаю… Знаешь, почему джихадисты в конце концов победят? Потому что они во что-то верят. Искренне. Они искренне во что-то верят. А мы нет, поэтому мы и в заднице.

– Я так не считаю, – заявил я, подтянув колени к груди.

– Ну да, как же, – насмешливо сказал Марк и отпил еще глоток. – Папаша выписал чек кампании Драгоценнейшей Крови Христовой по сбору средств. На десятку. Сказал, не хочет отставать от твоего отца, пусть ты и псих ненормальный. Он, видишь ли, думает, что твой отец гадит золотыми слитками. Короче, отправил он им этот чек, при том что порог церкви в последний раз переступал не помню когда. Как это понимать?

– Никак. Брось, парень, забудь об этом.

Марк покачал головой и снова затянулся. Я снова жестом отказался от протянутого косяка. Он докурил, отбросил окурок, потер глаза и достал флакон «визина». Капли помогли, но не особо.

– Я вот уже давно не был в церкви и не собираюсь. Мой папаша тоже туда не ходит, но ему хочется считать нас частью общины. Типа, нужный значок. Членство в этом клубе – галочка! Членство в том клубе – галочка! Членство в религиозной организации – галочка! – Марк встал, выпрямился и через квадратное отверстие в кубе оглядел в темноте спортивную и бейсбольную площадки. – Я всю жизнь стараюсь угодить другим, стать тем, кем меня хотят видеть, но своих-то идей у меня нет. Мне никто не мешает стать тем, кем я хочу, я просто не знаю, кем я хочу быть. Я никем не хочу быть. Разве не странно?

– Нет.

– Я привык считать, что у других идеи удачнее, что они лучше знают, как мне следует поступать. Мне раньше не приходило в голову, что они такие же, как я, – они все тоже притворяются. Мы же предоставлены сами себе. – Он вдруг нагнулся ко мне и схватил меня за плечи. Он смотрел на мой синяк, и на секунду мне показалось, что он хочет меня туда поцеловать. У меня оборвалось все внутри, и я застыл в знакомой неподвижности. – Чувак, – произнес Марк, – одиночество – такое паскудство… – Он покачал головой, выпрямился и вытер нос.

Мне вдруг показалось неловким находиться с ним вдвоем в тесном кубе. Я вытянул ноги в открытую заднюю стенку и спрыгнул на песок.

– Пошли, – сказал я. – Нечего здесь торчать. Мы слишком громко разговариваем. В конце концов нас услышат и поймают.

– Черт, я не знаю, – отозвался Марк. – Может, меня уже пора поймать? По-настоящему? Может, этого мне и надо?

– Не сходи с ума!

– Ладно, – согласился он, глядя на школу. Ладонью он прикрыл глаз, как щитком, заслоняясь от света фонарей на парковке. – Я знаю место, где нас никто не услышит. – Он выпрыгнул из куба и пошел через спортплощадку к деревьям, росшим сбоку от школы.