Таким образом, в евангельский текст вошло много легенд, отсутствовавших у Марка: генеалогия (I, 1-17), сверхъестественное рождение (I, 18-25), посещение волхвов (II, 1-12), бегство в Египет (II, 13-15), избиение в Вифлееме (II, 16-18), Петр, идущий по водам (XIV, 28-31), прерогативы Петра (XVI, 17-19), чудесное нахождение монеты во рту рыбы (XVII, 24-27), скопцы царства Божия (XIX, 11-12), волнение Иерусалима при входе Иисуса (XXI, 10-11), иерусалимские чудеса и хвала младенцев (XXI, 14-16), несколько легендарных мест об Иуде, в особенности об его самоубийстве (XXVI, 25-50; XXVII, 3-10), призыв положить меч в ножны (XXVI, 52-53), вмешательство жены Пилата (XXVII, 19), Пилат, умывающий руки, и еврейский народ, берущий на себя ответственность за смерть Иисуса (XXVI, 25), разорванная великая завеса храма, землетрясения и воскресение святых в момент смерти Иисуса (XXVII, 51-53), стража, поставленная у могилы и подкуп солдат (XXVII, 62-66; XXVIII, 11-15). Во всех этих местах цитаты сделаны по Семидесяти Толковникам. Вообще составитель пользовался греческим текстом Библии; но когда переводил еврейское Евангелие, то полагался на его толкования, которые не могли основываться на Семидесяти Толковниках.
Некоторого рода излишества в употреблении чудесного, вкус все к более и более поразительным чудесам, стремление представить церковь организованной и дисциплинированной уже во дни жизни Иисуса, все возрастающее отвращение к евреям побудили вставить большинство из упомянутых дополнений в первоначальный текст. Как мы уже говорили, бывают такие периоды в развитии догмы, когда дни равняются векам. Через неделю после смерти Иисуса уже составилась обширная легенда; еще при его жизни большинство мест, нами указанных, было написано вперед. Главный фактор создания еврейской агады аналогии, выводимые из библейских текстов. Это и помогло заполнить многие пробелы в воспоминаниях. Например, самые разнообразные слухи распространились по поводу Иуды. Одна из версий скоро сделалась господствующей; Ахитофель, изменивший Давиду, сделался прототипом. Признали, что Иуда повесился также, как и он. Один параграф у Захарии дал идею о тридцати серебряниках, которые были брошены в храм, а также и о поле горшечника и рассказ был готов.
Стремление к аналогии также послужило обильным источником анекдотов и вставок. Уже появились возражения против мессианства Иисуса и требовали ответа. Иоанн Креститель, говорили неверующие, не верил или перестал верить в него; города, в которых, как сообщалось, он творил чудеса, не уверовали в него; ученые и мудрецы наши смеялись над ним; если он и изгонял бесов, то только силою Вельзевула; он обещал знамения на небе и не дал их. - На все имелся ответ. Льстили демократическим инстинктам толпы. Это не нация отвергла Иисуса, говорили христиане, а высшие классы, всегда эгоистичные не признали его. Простой народ был бы за него; вожди употребляли хитрость, чтобы захватить его, так как они боялись народа. "Это вина правительства", вот объяснение, во все времена легко воспринимаемое.