Евангелия и второе поколение христианства

Когда все будет пеплом и Бог погасит ужасный пожар, им зажженный, Всемогущий даст новый вид костям и пеплу людей и восстановить их в прежнем виде. Тогда настанет суд, на котором Бог будет судить мир. У тех, которые предавались нечестию, земля, раскрывшаяся над их головами, закроет их опять, они будут низвергнуты в земли Тартара и геены, сестры Стикса. Наоборот, те, которые придерживались благочестия, воскреснув в мире великого вечного Бога, на лоне нетленного счастья; Бог в награду за их благочестие даст им ум, жизнь и милость. Тогда все увидят себя с глазами, устремленными на очаровательный свет никогда не заходящего солнца. О счастлив человек, который доживет до тех времен!"

Был ли христианином автор этой поэмы? Сердцем, конечно, был, но по-своему. Критики, видящие в этом произведении последователей Иисуса, опираются в своих утверждениях, главным образом, на призыв, приглашающий язычников обратиться и омыть свое тело в текучей воде. Но крещение не было исключительной принадлежностью христианства. Рядом с христианами существовали секты баптистов и гемеробаптистов, к которым более подходит это сибиллийское стихотворение, потому что христианское крещение производится раз в жизни, тогда как крещение, о котором говорится в поэме, было как и молитва, его сопровождающая, средством омовения грехов, таинством, могущим повторяться и которое каждый совершал сам над собой. Было бы непонятно, как в христианском апокалипсисе, почти в двести строк, написанном в начале правления Домициана, ни разу не упоминается о воскресшем Иисусе, появляющемся в виде Сына человеческого на небесных облаках судить живых и мертвых. Прибавим к этому употребление мифологических выражений, никогда не встречавшихся у христианских писателей первого века, искусственный стиль, подделку древнего, геометрического стиля, указывающий на чтение мирских поэтов и долгое пребывание в грамматических школах Александрии.

Сибиллийская литература, по-видимому, зародилась в общинах ессеев или терапевтов; а терапевты, ессеи, баптисты и сибиллисты жили в мире идей, весьма аналогичных христианским идеям и отличались от последних только культом личности Иисуса. Несомненно, впоследствии все эти еврейские секты были поглощены церковью. Постепенно евреи пришли к тому, что представляли из себя только два класса: с одной стороны, еврей - строгий блюститель Закона, тамлмудист, казуист, одним словом, фарисей; с другой стороны, еврей широкий, низводящий иудаизм к некоторого рода природной религии, открытой для добродетельных язычников. Около 80 года еще существовали, особенно в Египте, секты, державшиеся подобной точки зрения и не примыкавшие к Иисусу. Но скоро их не стало, и Церковь включила в себя всех, желавших уклониться от преувеличенных требований Закона и вместе с тем остаться в духовной семье Авраама.

Книга, считающаяся четвертой в собрании сибиллических книг, не единственное в своем роде произведение эпохи Домициана. Предисловие ко всему собранию этих книг, сохраненное нам Феофилом, антиохийским епископом (конца II века), во многом похоже на четвертую книгу и оканчивается таким же образом: "Огненный смерч разразится над вами; пламенные факелы будут вечно жечь вас; но те, которые будут поклоняться истинному бесконечному Богу, наследуют жизнь, вечно обитая в радостных садах рая, вкушая сладкий хлеб, спускающийся со звездного неба". Этот отрывок на первый взгляд представляет некоторыми выражениями признаки христианства; но у Филона встречаются выражения вполне аналогичные. Зарождающееся христианство, помимо божественной воли, приписываемой Иисусу, имело так мало своих специальных черт, что строгое различие между христианским и нехристианским становится весьма затруднительным.

Характерной частностью сибиллийских апокалипсисов служит идея о кончине мира всеобщим пожаром. Многие из библейских текстов наводят на эту мысль. Однако, она не встречается в большом христианском апокалипсисе, носящем имя Иоанна. Первые следы встречаются во втором послании Петра, написанном, как предполагают, гораздо позднее. Упомянутое убеждение, по-видимому, развилось в александрийских кругах и, можно предполагать отчасти имеет свое начало в греческой философии; многие школы, а в особенности школы стоиков, были убеждены в уничтожении мира огнем. Ессеи восприняли это убеждение, и оно скоро стало основанием всех писаний, приписываемых сибиллам, пока подобная литературная фикция продолжала служить формой для выражения фантазии умов, озабоченных будущим. Именно там и у лже-Гитаспа христианские ученые разыскали ее. Вот авторитет предполагаемых ораторов, которых они наивно приняли за откровение. Воображение языческой толпы охватывалось ужасами того же рода, которым также пользовались многие лже-пророки.