Евангелия и второе поколение христианства

Время чудовищ прошло. Великая раса Юлиев и семейств, с ней связанных, развернула перед миром страшную картину безумия, величия и разврата. Отныне острота римской крови как бы истощилась. Рим истратил всю свою злобу. Это принадлежность аристократии, которая вела свою жизнь несдержанно, делаться к старости порядочной, правоверной, нравственной. Римская знать, самая ужасная из когда-нибудь существовавших, приобретает изящество крайней добродетели, деликатности и скромности.

Эта перемена произошла, главным образом, благодаря Греции. Греческий педагог добился того, что его приняла римская знать, для чего ему пришлось переносить ее презрение, ее грубость, ее отвращение ко всему разумному. Во времена Юлия Цезаря, Секстий-отец перенес из Афин в Рим гордую нравственную дисциплину стоицизма, испытание совести, аскетизм, воздержание и любовь к бедности. После него Секстий-сын, Сотион Александрийский, Аттала, циник Димитрий, Метроний, Кларан, Фабиан, Сенека представляют образцы деятельной и практической философии, употребляя все средства, проповедь, влияние на совесть и сознание, для пропаганды добродетели. Благородная борьба философов с Нероном и Домицианом, их изгнание и мучения сделали их дорогими для лучшего римского общества. Их влияние все росло вплоть до Марка Аврелия, при котором они царствовали. Сила партии всегда пропорциональна числу ее мучеников. Философия имела своих мучеников, она страдала, как и все благородное, от недавно пережитых ужасных режимов; она выиграла, благодаря моральной реакции, вызванной излишествами зла. Тогда родилась идея, дорогая для риторов; что тиран прирожденный враг философии, а философия прирожденный враг тирана. Все учителя Антонина были переполнены этой идеей; добрый Марк Аврелий провел свою юность, проповедуя против тиранов; отвращение к Нерону и к тем императорам, которых Плиний старший называл "факелы, сжигающие человечество", наполняло литературу того времени. Траян всегда относился к философам с большим уважением и деликатным вниманием. Между греческим воспитанием и римской гордостью был заключен тесный союз. "Жить, как подобает римлянину, как подобает человеку, было мечтой всякого уважавшего себя; человека Марка Аврелия не было еще на свете; но нравственно он уже родился; идейное господство, из которого он вышел, уже вполне установилось. Конечно, древняя философия по временам бывала более великой в своей оригинальности, но она никогда так глубоко не проникала в жизнь и в общество. Различие школ почти стерлось; общие системы были оставлены. Поверхностный эклектизм, подобный тому, какой любят люди общества, стремящиеся поступать хорошо, был в моде. Философия становилась красноречивой, литературной, проповеднической, заботясь более об улучшении морали, чем об удовлетворении любопытства. Масса людей делала ее правилом и даже законом своей внешней жизни. Музоний Руф и Артемидор были настоящими исповедниками своей веры, героями стоической добродетели. Евфрат Тирский представлял идеал философа, светского человека. Его личность была полна очарования, манеры он имел наиболее изысканные. Дион Златоуст создал конферондии, похожие на проповеди, и приобрел огромный успех, никогда не сходя с наиболее высокого тона. Добрый Плутарх писал для будущего "Мораль в действии", полную здравого смысла, честности, и представлял греческую античность мягкой и отеческой, мало похожей на действительную (блиставшую красотой, свободой и гением), но лучше приспособленной к действительным потребностям воспитания. Эпиктет проповедовал то, что вечно, занимал место рядом с Иисусом, не на золотой горе Галилеи, освещенной солнцем царства Божия, но в мире идеала безупречной добродетели. Без воскресения, без химерического Фавора, без царствия Божия, он проповедовал жертву, отречение и самопожертвование. Он был восхитительной снежной вершиной, которую человечество созерцает с некоторым ужасом на своем горизонте; у Иисуса была более приятная роль - бога среди людей; улыбка, веселость, прощение ему были дозволены.