Фарисеи (т. е. отделившиеся, избранные, ср. Лк. 18, 11) представлялись строгими ревнителями чистоты народной веры, но, ревнуя не по разуму
(Рим. 10, 2), извратили Закон Божий своими ложными толкованиями. Они принимали для себя руководством не только закон Моисеев в письмени, но и устные предания старцев (Мф. 15, 2; Мк. 7, 3, 5) или, как выражается Иосиф Флавий, «предания отцев». Эти предания состояли иногда в объяснении общих положений Моисеева закона и касались как гражданской жизни, так и разных обычаев и обрядов в связи с вероучением. Фарисеи считались лучшими знатоками закона (Ин. 7, 48; Деян. 22, 3) и имели много учеников (Мф. 22, 16; Лк. 5, 33). Они были так многочисленны, что трудно было найти в Иудее город или селение, где бы их не было (Лк. 5, 17); они заседали также в синедрионе, высшем судилище (Деян. 5, 34; 23, 6). Значение их увеличивалось еще тем уважением, которым они пользовались у народа, так что участие их в делах государственных имело нередко решающее влияние. Но, сами потеряв дух благочестия (Лк. 11, 39), они не могли быть для народа учителями истины. Оставив в стороне существо закона, духовную сторону его (Мф. 23, 23), фарисеи исключительно старались о соблюдении внешних предписаний его, а также мелочных и маловажных преданий прежнего времени (ст. 24). Вместо того, чтобы, помня увещания древних пророков (Ис. 1, 10–18), соединить дела внешнего благочестия с чистотой души и святостью жизни, они мнилиугодитьБогу именно только внешними делами – постом (Мф. 9, 14), молитвою (23, 14), приношениями десятины в храм (ст. 23). К делам внешнего благочестия, которые не осуждаются безусловно (Мф. 23, 23), они привязали поистине бремена тяжелыя и неудобоносимыя (ст. 4), придав действиям безразличным в нравственном отношении или только полезным в житейском быту обязательную силу и значение обрядов, освященных отеческой заповедью, как, например, омовения рук, блюд, чаш, кружек, котлов и скамей (Мк. 7, 3–4; Лк. 11, 39). Понятие о хранении субботы, выраженное фарисеями во многих случаях (Мф. 12, 2, 10; Мк. 2, 23; 3, 2; Лк. 6, 1, 7; 13, 14; Ин. 5, 10; 9, 14, 16), было несогласно с Моисеевым законом и составляло для совести также бремя нелегкое. Вообще, отделяя в деле веры внешнее от внутреннего, фарисеи, при соблюдении приличной внешности, не гнушались порочных мыслей и желаний, даже более – безнравственных поступков и преступлений. Хотя они допускали бытие духов и бессмертие души (Деян. 23, 8), но это верование едва ли могло оказать благотворное влияние на нравственность, потому что они не признавали чисто свободных действий, подчиняя свободу судьбе, предопределяемой от Бога. Главной отличительной чертой фарисеев было лицемерие, которое заставляло их часто говорить одно и делать другое (Мф. 23, 3). Имея правду только наружную (5, 20), по внешности представляясь людям праведными, внутри они были исполнены лицемерия и беззакония (23, 28), хищения и неправды (ст. 25), уподоблялись, по выражению Господа, «окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты» (ст. 27). Свое благочестие они старались выставить напоказ, чтобы все видели и прославляли их (6, 1; 23, 5). Желая явить в себе ревнителей веры, они предпринимали далекие путешествия для обращения в иудейство хотя одного иноплеменника (23, 15), строили гробницы пророкам, украшали памятники праведников (ст. 29) и в то же время поедали домы вдов (ст. 14). Требуя от других безусловного покоя в субботний день, сами не считали грехом нарушение этого покоя в том случае, если грозил им вещественный ущерб (Мф. 12, 11; Лк. 13, 16; 14, 5). Строгие посты их, унылые и мрачные лица во время лощения (Мф. 6, 16; 9, 14), милостыни, раздаваемые в синагогах и на улицах (6, 2), продолжительные молитвы, совершаемые на виду всех в синагогах и на углах улиц (6, 5; 23, 14), – все это было одно лицемерие, без истинного сердечного благочестия, а посему Господь постоянно называет фарисеев лицемерами (Мф. 6, 2, 5, 16; 23, 13–14 и т. д.). С лицемерием эти вожди народа соединяли ненасытное честолюбие и духовную гордость, по которой они только себя считали святыми и праведными. И так как самомнение их опиралось на совершенства и добродетели только мнимые, то они выражали крайне щекотливое самолюбие, соединенное с полным презрением ко всем, не принадлежащим к секте их. Делая все для того, чтобы прославляли их люди (6, 2), они любили предвозлежания на пиршествах, председания в синагогах и приветствия на площадях, и чтобы люди звали их: учитель, учитель (23, 6, 7)! С тою же честолюбивою целью они расширяли хранилища свои и увеличивали воскрилия одежд своих (ст. 5) чтобы не смешаться с толпою. Надмеваясь своими мнимыми совершенствами, они считали себя далеко не такими, якоже прочий человецы (Лк. 18, 11), и ставили себя гораздо выше людей обыкновенных; с другими людьми – грешниками и мытарями – не входили в общение из боязни оскверниться (Мф. 9, 11; Лк. 5, 30), а на простой народ, обученный в законе, смотрели с глубоким презрением: народ сей, иже не весть закона, прокляти суть (Ин. 7, 49). Впрочем и между этими порождениями ехидны (Мф. 3, 7) встречались люди с неиспорченным сердцем и здравым смыслом, как, например, Никодим (Ин. 3, 1) и Гамалиил (Деян. 5, 34); из числа их некоторые впоследствии уверовали во Христа (Деян. 15, 5).