Евангельская история. Книга третья. Конечные события Евангельской истории

Взгляд на невинного страдальца, потерпевшего ужасные истязания, внушил Пилату мысль испытать последнее средство ко спасении Его. он рассчитывал, что положение, в каком находился теперь Узник, могло не только возбудить сострадание в самых жестоких сердцах, но и расположить обвинителей к более трезвому и спокойному рассмотрению дела по утолении первых порывов злобы видом измученной жертвы. Указывая на Христа господа, правитель воскликнул: Се, Человек! смотрите, может ли этот человек быть нарушителем общественного спокойствия? Это не честолюбец, мечтающей о славе и величии, а скорее страдалец, умеющий терпеть и вполне достойный сочувствия и удивления!

Вместе с тем Пилат невольно сказал подлинную правду: Господь и в унижении своем, больше, чем во славе и царственном блеске, проявил все духовное величие и нравственную красоту истинного Человека, каким он должен быть по замыслу творца. Се, Человек! – вот образец Человека, к которому все должны стремиться, таким адам был в раю.

«Пилат, – по замечанию святителя Филарета Московского, – сказал в сих словах более, нежели сколько сам разумел: Иисус в таком состоянии, в которое приведен волей других; в чуждой одежде; не видно никакого действия Его; не слышно никакого слова Его; Его как бы нет. он без воли, без действия, без слова. сие молчание, которое он сохраняет между восклицаниями защитника и между воплями клеветников и хулителей, сей глубокий взор, сквозь смятения человеческие погруженный в судьбы Божии, сии неподвижные члены, так сказать, почивающие в страданиях, – все сие представляет образ человека высочайше терпеливого, мужественного, кроткого, смиренного, никакой всеобщей враждой непобедимого в любви, непоколебимого в мире со всеми, человека бесстрашного, чистого, святого». настала решительная минута. Первосвященники, опасаясь выпустить жертву из рук, закричали сами и заставили кричать своих служителей: распни, распни Его! ненависть их к Пророку Галилейскому, встречая препятствие к исполнению богоубийственного замысла, не только не ослабевала, а более и более увеличивалась. такое упорство заставило Пилата опять призадуматься над решением вопроса, как выйти из трудного положения: с одной стороны, ему не хотелось преданием на смерть невинного взять на себя тяжкую ответственность если не перед судом кесаря, то перед судом своей совести, а с другой – представлялось опасным раздражать сильных и влиятельных врагов Христовых неисполнением требований их. но как избежать той и другой опасности? не зная, на что решиться, Пилат, в досаде на упорных обвинителей, дает им понять, что настойчивость их неуместна, потому что он по-прежнему (Ин. 18, 38) считает обвиняемого невинным и не может утвердить составленный ими смертный приговор: поймите Его вы и распните, аз бо не обретаю в Нем вины.