В этом мифе Пан, который изображался с рогами, хвостом и копытами, занимает место дьявола, который именно так представлялся с незапамятных времен сознанию иудеев и христиан. Пан, бог, пугающий людей, имел уже для язычников некоторый инфернальный характер. Когда мы читаем рассказ о сатане, показывающем Иисусу все царства мира " требующем от него поклонения, то мы обнаруживаем лишь некоторое прибавление к греческому рассказу. Возможно, что какое-нибудь изображение представляло юного бога, стоящего вместе с демоном у алтаря на вершине горы. И тогда как язычники считали совершенно естественным пребывание Пана в своем излюбленном месте, на вершине горы (Пан был горным богом), то глаз христианина мог увидеть в этом изображении ни что иное, как искушение бога: дьявол предлагает богу все царства земные и требует от него взамен поклонение себе. Чуждым элементом в христианском рассказе об искушении является именно наивное признание неограниченной власти дьявола над землей — одна из многих иллюстраций невыдержанности семитического или иного древнею единобожия, всегда пронизанного элементами дуализма. Но так как такое крайне дуалистическое представление о власти сатаны не встречается больше нигде в евангелиях, то всего вероятнее, что этот эпизод попал туда случайно.
Мы увидим, что этот эпизод имеет связь с зодиакальной астрологией, ибо, подобно тому, как Иисус появляется на роковом повороте всей своей жизни сидящим на двух ослах, символизировавших созвездие Рака, подобно этому он мог быть ассоциирован, и с «козлом», который «ведет солнце из мира дольнею (ab infernis partibus) в горние области», который по своей козьей природе «из долин стремится на самые крутые и высокие утесы». Из-за своих козлиных ног и Пан «козлоподобный бог» отождествлялся первоначально с козлом. Однако, в одном из мифов Пан ассоциирован с созвездием. В этом мифе Пан нагоняет ужал на титанов, борющихся с Зевсом. В другом мифе Пан принимает облик козла.
Всем этим, однако, символика Пана не исчерпывается. В Аттике и Аркадии Пан имел свои особые горы, носившие его имя, а скалы в одной из их пещер назывались «козами Пана». А так как Пан (первоначально — Паон, пастух) олицетворял у греков и «все», то ясно, что «гора Пана» и «гора мира», откуда Иисус видел все царства земные, являются в мифологическом отношении тождественными. Такое двойное представление о боге встречалось еще в семитической мифологии, где вавилонский бог Ацага-Шуга был «небесной козой», поскольку его имя имеет общий корень со словом «УЦ» — коза, по-аккадийски.
Аккадийская священная коза была одновременно и богом и символом зодиака, а на древнейших халдейских цилиндрах козы и газели очень часто изображены рядом с божеством. Здесь пред нами, вероятно, и находится источник сохраненного нам Эннием мифа о Пане, тем более, что УЦ, поскольку он означал «великого духа», поскольку он представлял собой также и солнечного бога, родственен Пану. Как раз такое же совпадение мы находим в Ведах, где Айа — «коза» означает также и «духа», где опять-таки коза, «пробирающаяся сквозь тьму и достигающая третьего неба», совершенно отчетливо символизирует солнце. Этот точный параллелизм позволяет признать совершенно установленным факт соприкосновения ведийских и неарийских азиатских систем в седой древности. Еврейский бог Азазел, который тоже отождествляется с козлом, является, очевидно, также вариантом древневавилонского «козлоподобного» бога. В отношении Азазела как раз до сих пор еще ломают голову над вопросом, означает ли он козла или гору.