Евдокия

- Привалило ему счастье в Кунгуре - поступил в кооперацию закупщиком, большое жалованье получает, разбогател. Подарки тебе привез - шаль одну толстую, другую тонкую, с персидским узором; два отреза кашемировых, бордовый и темно-синий. Страдаю, говорит, не могу, говорит, забыть, хоть мало не убил меня Евдоким.

- Так вот мы еще какие! - сказала Евдокия, обращаясь к Сашеньке. Нам еще подарки сулят, для нас из Кунгура приезжают! А мы им скажем, продолжала она, похлопывая Сашенькиными ручками и балуясь, - а мы им скажем: поезжайте-ка назад в Кунгур с вашими персидскими узорами...

Все-таки Ахмет повстречался Евдокии на пути, когда она шла по воду. Загородил ей дорогу, маленькой жесткой рукой стиснул ее запястье:

- Что, Дуня? Что ты вздумала? Гонишь меня? Плохой стал Ахмет?

Щурясь от солнца, она спокойно, с улыбкой смотрела на него:

- Зачем плохой? Может, еще лучше, чем бывал. Да мне не надобен.

- Не надобен? - переспросил он с обидой и недоверием. И крепче сжал ее запястье смуглыми пальцами.

- Оставь руку, - сказала Евдокия и так поглядела, что его пальцы сами разжались, - равнодушно поглядела, издалека, как чужая.

- Дуня, жалко, - сказал он. - Хорошая была наша любовь.

- Семейная я стала. Дети у меня.

- Чужие дети! - сказал он и осекся, взглянув в ее лицо.

- Кто виноват-то, что чужие? - сказала она и пошла от него прочь, помахивая ведрами.

Он не стал догонять ее. Все тут было кончено.

В тот же день он уехал из города.

14

Если сосчитать, то огорчений от детей было куда больше, чем радостей...

Наталья, кончив школу, поступила в техникум и так о себе возомнила, что - матушки! Она совсем отбилась от домашних дел - дескать, мать сама управится; а она, Наталья, будет заниматься немецким языком.

- Зачем тебе? - спросила Евдокия. - Тебя ведь в техникуме твоем учат немецкому.

- Учат, так что же из этого?

- И довольно с тебя. И так уж заучилась совсем - кости да кожа...

Терпеливо Наталья объяснила: в техникуме учат недостаточно, а ей надо знать по-немецки очень хорошо, чтобы читать технические книги и журналы.

- И так весь день с книжкой, мало тебе чтения... - сказала Евдокия. И получила в ответ:

- Мама, ты не понимаешь!

Павел нарисовал картинку: коричневая трава, зеленое небо, на зеленом небе длинное лиловое облако. Евдокия усомнилась:

- Нешто бывает зеленое небо!

- Бывает.

- Бывает, да не такое. Уж больно у тебя ярко.

- Ты не понимаешь! - сказал Павел. И потом рассказывал, что учитель рисования хвалил эту картинку и забрал ее для какой-то выставки. Выходило, что Евдокия действительно ничего не понимала.

Катя била всех своих сверстников на улице, и матери приходили жаловаться и ругали Евдокию - зачем она потакает. Евдокия расстраивалась, щеки ее разгорались пунцово, она горой вставала за Катю:

- Она одна зачинщица, что ль? Все дети дерутся. А твой что смотрел? Взял бы да дал сдачи. Мальчик должен за себя постоять!

А когда матери уходили, она говорила жалобно:

- Вот видишь, Катя, что ты наделала! Все нас ругают, - как же так можно!

Она не позволяла детям браниться скверными словами и даже шлепала за брань, но они все-таки бранились. Однажды Павел рисовал и вышел из комнаты, оставив на столе незаконченный рисунок и карандаши. Пришла Катя, влезла на стул и красным карандашом зачертила, замалевала весь рисунок. Сделала она это не со зла, а чтоб рисунок стал еще красивей. Павел вошел, увидел и тихо, чтоб не услышала Евдокия, сказал:

- Ты сволочь.

А маленькая Катя, спеша замалевать пустые места, пока не отняли карандаш, ответила:

- Ты сам сволочь!

15

Наталья ночевала на сеновале. Ей там нравилось, - в окно светил месяц, от прохладного сена хорошо пахло, и можно было без помехи помечтать о будущем. Она умылась на ночь холодной водой, чтобы не засыпать - мечтать подольше, поднялась по приставной лесенке и у лунного окна увидела черную фигуру с папиросой. Наталья узнала Павла и рассердилась:

- Ты с ума сошел - курить на сеновале!

Павел сказал кротко:

- Я пальцами потушу. - И он раздавил огонек в пальцах. - Наташа, сказал он, - я растратил тетрадочные деньги, я подлец.

- Глупости! - сказала она. - Не может быть.

Павел обиделся:

- Дура! Говорю тебе - растратил, хорошие глупости!

Она посмотрела на него внимательно. Давно ли был маленький и говорил ей "вы". А сейчас - растратчик! И курит папиросы...

Он рассказал. Ему поручили собрать на тетрадки. Он собрал и хотел отдать Ольге Иванне, а Ольги Иванны не было, и ему велели отдать завтра. Он шел из школы и зашел в писчебумажный магазин купить карандаш, а там как раз привезли александрийскую бумагу и краски высшего качества. А александрийскую бумагу и краски высшего качества ужасно трудно достать, завтра их уже не было бы в магазине. Вот он и купил и краски и бумагу. На другой день не пошел в школу и все время, пока шли занятия, ходил по городу и думал, где достать денег. Хотел продать учебники на толкучке, но за них давали очень мало, полтора рубля. Заходил ко всем товарищам и у всех просил взаймы, но набралось всего рубль шестьдесят копеек.

- Сколько же ты растратил? - спросила Наталья.

- Шестнадцать рублей.