Ever since we met (СИ)

— Ты чем думал, идиот? — кричит она, даже не пытаясь сдерживаться. Сил на это попросту не осталось. — В полнолуние! В одиночку! В лес! Ты думаешь, тебе зря сюда запрещали заходить? В конце концов, мог попросить меня, я бы тебя провела по тропе, но нет, ты же самый умный! Ты хоть сам-то понял, что тебя чуть не выпили досуха и не оставили овощем, без всяких жизненных сил? Да ты бы мечтал сдохнуть после этого!

Ей еще что-то хочется сказать, но она его взгляд ловит и осекается. Во взгляде этом нет ни обиды, ни злости, ни даже боли, а только смирение и что-то непонятное, между нежностью и жалостью, и она не понимает, почему он на нее так смотрит, пока он руку не поднимает и не стирает с ее щек, одну за другой, слезы.

— Я за тобой пошел, — говорит он просто. — Ты в лес никогда раньше сама не ходила, я беспокоился.

Запал яростный куда-то девается в доли секунды, Саша носом хлюпает и утыкается Ване в плечо, а он ее неуклюже приобнимает, к себе притягивая. Пять лет они живут в одном доме, пять лет она прибегает к нему с каждой своей проблемой, пять лет она вот так вот ему выплакивается, а он все еще не научился ее обнимать в такие моменты, ну надо же. Она всхлипывает пару раз и сравнительно успокаивается — отстраняется и за руку его берет.

— Пошли, — говорит. — Домой я тебя не отведу, а сам ты тропу не найдешь. Посидишь на поляне, пока я ритуал проводить буду. С тебя футболка.

— Почему это? — задает он резонный вопрос. Она хмыкает. Да, некоторых вещей он все еще не знает, и не факт, что это плохо.

— Потому что есть правило про никаких резинок, застежек, завязок и пуговиц, а у меня на одежде это все есть. И если бы не один очень любопытный и заботливый идиот…

— О тебе, между прочим, волновался, — вставляет он. Она хмыкает, ухмыляется невольно уголком рта.

— То я бы вполне могла просто раздеться, — доканчивает она, будто бы он ничего и не сказал. — Но не буду же я при тебе нагишом колдовать. А футболка у тебя просто идеальна, раз уж придется одеваться.

Правда, ей лучше будет не нагибаться, но это уже дело десятое.

— Сиди тут, — она толкает его на поваленное дерево, едва втащив на поляну. Круг из ведьминых поганок, подпитываемых их силой, защищает от любого вторжения с недобрыми намерениями по отношению к тем, кто внутри, и тут он в безопасности. — Дай мне футболку и отвернись.

— Что, даже попялиться не разрешишь? — смеется он, но затыкается под ее тяжелым взглядом. — Ладно, ладно. Подожди минутку.

Не пялиться старается все же она — не в первый раз видит Ваню без футболки, да и странно было бы, учитывая что живут они в одном доме, а все же. Результат его ежедневных стараний — отжиманий, подтягиваний, и прочих-прочих-прочих занятий — виден невооруженным глазом. Саше думается, состричь бы его непослушную копну волос, которую он, кажется, короче не стрижет из ностальгии по детству, и был бы похож на кинозвезду, и сколько девчонок бы за ним бегало! Саша признается себе, что не хочет, чтобы он стригся, хотя бы поэтому — признается, зная, что минут через десять уже будет отрицать это снова, зная, что никто и не узнает об этом. Не пойман — не вор.

И ревновать лучшего друга, почти что брата, глупо и вообще неправильно.

— Когда я замкну круг, я не смогу из него выйти до окончания ритуала, меня просто не выпустит, — говорит она, расстегивая пуговицы своей рубашки. — Выйдешь за линию поганок — тебе конец, и на этот раз я не смогу помочь. Ты ребенок ведьмы, ты уязвимое место как минимум для четырех в нашем ковене, как ты думаешь, сколько нечисти захочет этим воспользоваться?

— Дохрена, — отзывается он, спиной к ней, даже не пытаясь повернуться, за что она ему очень благодарна. В том числе и потому, что под рубашкой у нее нет ничего. Кончиками пальцев она зачерпывает из другой чаши пепел мяты и базилика, рисует знак напротив своего сердца, прежде чем футболку натянуть. — Буду сидеть и не отсвечивать, пока ты не скажешь, что пора домой, раз все так серьезно.

— Ты, похоже, не понял, — она ухмыляется, стаскивая джинсы. — Тебе лучше не просто сидеть, а лечь поспать. Я не знаю, сколько времени это займет. Возможно, до рассвета.

— Уже почти полночь, — хмыкает Ваня в ответ. — Не так много осталось.

— Все равно.

С ней лучше не спорить. Одежду свою она оставляет рядом с кругом, входит внутрь, и линию разомкнутую за собой закрывает. Дрова под ее взглядом внимательным вспыхивают, загораются ярким пламенем, окутывают все вокруг ароматным дымом. Она смотрит и не видит, но слышит вдох резкий и громкий снаружи, стоит полоснуть по ладони лезвием собственного кинжала, и понимает, что Ваня смотрит.