Ever since we met (СИ)

— Елена… — она запинается, понимая, что отчества-то и не знает. Ответная улыбка такая же теплая и мягкая, как та, первая, и хочется нервно осмотреться, не пряничный ли домик вокруг нее. Саша не доверяет хорошим людям, она не верит, что они правда такие, и кто ее в этом обвинит?

— Просто по имени меня зови, солнышко, — ладонь опускается на ее плечо снова. Хорошо хоть не на макушку, думает Саша, потому что этого ей уже давно хватило. Ей достаточно и «солнышка», от которого неловко становится. Насколько эта женщина искренне с ней говорит?

— Хорошо, — она кивает, не спеша выворачиваться, не сбрасывая с плеча руку. Не стоит, не надо — не некомфортно, если уж на то пошло, и это тоже по-своему неплохо. — Я боюсь, что запутаюсь в доме, или заблужусь, а у вас наверняка нет времени мне все показывать. Может, Ваня мне поможет?

— Вань? — вопрос переадресуется моментально. Ваня стоит, подпирая плечом дверной косяк, и, кажется, старается не пялиться. Неужели у них так редко новенькие? — Покажешь Сашеньке дом?

Она уже Сашенька, надо же. Быстрый прогресс. Саша взгляд его ловит, одну бровь приподнимает — девочка из ее класса как-то раз так сделала, и в тот вечер она не отходила от зеркала, пока не научилась бровями играть независимо друг от друга. Пригодится, подумала она тогда — пригодилось сейчас, потому что он удивленно поднимает обе брови, явно не понимая, как она это сделала. Смешок она давит куда-то внутрь, наружу выпускает лишь ожидание его решения, это на лице ее крупными буквами написано.

— Покажу, — он пожимает плечами с деланной небрежностью. Мальчишки в тринадцать лет, думается ей, еще не особо умеют притворяться — ему ведь тринадцать, если она правильно помнит. — Прямо сейчас хочешь?

— Если у тебя нет других дел, — она его жест зеркалит, но у нее, знает, это получается куда естественнее. Мама с детства говорила, что она прирожденная актриса, как-никак. — Если есть, я не спешу.

«Если я потеряюсь в доме за то время, что ты будешь решать свои дела, это будет твоей виной», сигналит она ему взглядом без зазрения совести. Ваня читает это, кажется, без труда — моргает, взгляд отводит, и отлепляется от косяка, к ней шагая.

— Тогда пошли, — он ей руку тянет. — Дом большой, как раз до обеда успеем все посмотреть.

Они выглядят так контрастно, как в сказках и учебниках, где хулигана отличнице противопоставляют. Растрепанный Ваня, весь в синяках и ссадинах, пару пятен на шортах, и она, в идеально-белых гольфиках, в выглаженном красном платьице, ни единой царапины, а если и есть, то не видны. Саша ладошку вкладывает, позволяет ему сжать ее своими пальцами, с въевшимися в них следами от чернил и шелковицы, и ловит краем глаза улыбку Елены. Кажется, ей нравится, что новая подопечная пытается подружиться с ее сыном. Раз так, даже лучше.

Одна пустующая комната, другая, третья — Ваня возле них даже не останавливается, только говорит, мимо проходя, что там спальни. У теть Иры, подруги его мамы, говорит, детей больше живет, а мама только недавно начала так же детей к себе брать, поэтому тут пока никто, кроме них, не живет. Ну, еще она теперь. Тут, говорит, спальня мамы с папой, а тут его комната, и можно приходить в любой момент, если ей помощь нужна будет — если он не будет где-то на улице, то поможет обязательно, но сейчас лето ведь, так что скорее всего ей придется его на улице искать — она кивает, запоминает все, но когда слышит, что за следующей дверью библиотека, даже не раздумывает, прежде чем ее толкнуть, и замирает в восхищении перед забитыми шкафами.

— Мама собирает старые книги, они вон там, слева, — небрежно бросает подходящий сзади Ваня. — Находит их за копейки на разных барахолках. Я один раз открыл, а там ерунда какая-то, непонятные рисунки и написана сплошная белиберда. Не знаю, что ей в этом нравится.

Саша мысленную пометку делает — потом, без Вани, прийти сюда и посмотреть, что за белиберда и непонятные рисунки в старых книгах с барахолок. У нее есть подозрения на этот счет, и подозрения довольно-таки серьезные — она о них молчит и позволяет ему снова взять ее за руку и повести дальше. На первом этаже гостиная, окнами выходящая на цветочные клумбы Елены, и столовая, где может разместиться при желании до двадцати человек, но стол посередине всего на шестерых, и кухня, откуда безумно вкусно пахнет, и кладовка («мама думает, что я не знаю, где она держит конфеты, но я их давно нашел, они на второй снизу полке в самом конце», говорит Ваня, и Саше думается, что все-то она наверняка знает, просто позволяет сыну чувствовать себя героем-добытчиком)…

— На этом дереве, — говорит она, когда они выходят на улицу и он прямиком ее ведет к своему любимому ореху, на который, говорит, карабкаться любит, — было бы классно качели повесить. Знаешь, как в фильмах.

— Значит, повесим, — отвечает ей незнакомый голос вместо ванькиного из-за спины — голос взрослый, мужской, и в нем нотки смешливые. Саша ойкает и разворачивается моментально. — Саша, да? Меня Андреем зови, я твой временный опекун, отец этого оболтуса.