Эверетта v2.0

— С кем занималась? — спрашивает субъект у мамы.

— По книжкам, — отвечает та.

— Каким?

Тут мама уже теряется, вступаю сам:

— По Варламову, и еще Майкапар.

Клиент впечатлен. Надо добивать.

— Читать умеешь?

— Да. А у меня еще одна вещь есть, сама сочинила. Можно показать?

Выдаю "Песню о городе". Когда-то нашел приличные стихи, написалась. Правда там город другой был, но об этом никто не узнает.

Репертуаром я озаботился когда еще с бабушкой жил. Вообще с детскими песнями у меня туговато. Рылся в стихах, ничего специфично детского, чтобы было еще оригинальным нету. По музыке надо брать надо тот период, что к здешнему ближе, никаких роков или нью эйджа. А там у меня все взрослое или про любовь, или слишком заумно для детей. Пришлось переводить со взрослого на детский, а это как на другой язык переводить, не легче. Мне бы приличного поэта в соавторы, мы бы всю эту любовь в кавай перевели. В итоге есть задел на первое время из десяти потенциальных хитов. Для нынешней меня слишком взрослые. Не беда. Все равно целевая аудитория не дети, а родители. А там еще будет.

Клиент убит.

— А это откуда? Никогда не слышала, — спрашивает опять у мамы. Не привыкла еще детей серьезно воспринимать. Приучим.

— Да как-то сама… — мнется мама.

— Сама. — Подтверждаю я.

— Да она у нас все время книжки читает, поэтому не по годам развитая, — кидается не мою защиту мама.

Пожалуй самая популярная вещь, что я создал — это "Считалочка".

Были вещи лучше, были даже денежнее, но каждый день по радио тридцать лет подряд, только она. Вот ее и надо исполнить и продать, как продам, дело в шляпе. Но не сейчас. Надо посильнее голос, тогда смогу пятнадцать минут петь и не надорваться. Время терпит.

Эверетта 1

г. Ленинград, СССР. 17.12.1978. Консерваторское общежитие.

В комнате мы жили втроем: я, Давид и Гоги. А называли нас почему-то "три еврея". Меня евреем может назвать только тот кто видел фамилию в списке, а на вид я блондин и нос картошкой, — какой из меня еврей. Почти ариец, только недокормленный и глаза белесые. Давид — татарин, а Гоги, понятно, грузин. Гоги больше всех на "евреев" обижался и все зазывал девиц к нам, предъявлять доказательства нееврейскости. Я тогда еще модный в мое время афоризм толкал, что дескать "а если вместе, то мы русские". Но в народ не пошло, не то время еще, всем пофиг, русский — не русский. Это потом все заморочились.

Ага.

Да так заморочились, что Давид пошел в исламисты и сложил головушку за Аллаха где-то в Дагестане. А у Гоги жизнь удалась. Женился, растолстел. Завел отель в Батуми. Музыку бросил.

У меня в голове, как-то закрутилась песенка Высоцкого "Утренняя зарядка". Зарядку я никогда не пропускал, за формой следил, проблемы с позвоночником в старости не нужны, и все пытался эту "Зарядку" напевать. А потом как щелкнуло. Сделать музыку к полному комплексу упражнений, минут на пятнадцать. Сложили мы буйные головы в кучу, и сделали 8 убойных по своей привязчивости мелодий, повязали их вместе и стали сочинять стихи. Ходили как придурки, под нос бормоча. Худо-бедно сочинили. Назвали "Ритмика", тогда это слово популярным было. Потом даже по радио эту композицию покрутили и на том дело заглохло.

Только через 4 года пришел поэт Шайкевич, который "таки да." И принес стихи. Гениальные. Давид и Гоги уже уехали и из композиторов в Питере был я один. И я под новые стихи "Ритмику" и переделал. И так удачно получилось что каждый вдох-выдох в этих упражнениях был определен и музыкой акцентирован. Никаким "Маестро" я тогда не был, но кое-какие связи у вчерашнего студента стали появляться, так что оркестр и певицу я нашел и запись сделал.

"Считалочка" — это уже народное название, стало названием зарядки или любой разминки. Так у спортсменов и говорили: "Парни, делаем считалочку и три круга по стадиону." Или "две считалочки и свободны."

А потом меня ругали и полоскали. Самоплагиат. Взять старую вещь и поправить оказалось страшным грехом. Даже свою старую вещь. Тогда я утерся, и покаялся. Но когда стал "Маестро", отомстил жестоко. Стал на каждое название вешать еще и версию, так и было: "Соната де минор v.1.0", и возвращался, и переделывал, и другие так же делать стали.

А Шайкевич так после этого ничего не написал, как дали ему премию Ленкома, походил радостный и спился нафиг. У поэтов это нормально, они душу себе на части рвут. А потому алкоголизм, наркомания и шизофрения у них профзаболевания, а самоубийство — производственная травма.

У музыкантов так же, да и у всех, кто от публики зависит. Психология.