Everything I am

Темная спальня с еще одним камином, в котором он взмахом палочки разжигает огонь. Широкая односпальная кровать под зеленым пологом, ворсистый ковер на полу, такой же, как в гостиной, серо-жемчужного цвета. Я недолго думая сбрасываю ботинки и ступаю по нему босиком. Кресло и журнальный столик с кипой журналов, разложенных стопками, явно по годам. «Зельеварение», должно быть. Я дохожу до кресла и останавливаюсь, не зная, что делать дальше. Снейп затворяет дверь и прислоняется к ней, скрестив на груди руки и разглядывая меня.

Я опускаю глаза, борясь с некстати накатившим замешательством, потом вновь пересекаю комнату и прячу лицо у него на груди, обвивая руками за шею. Он негромко хмыкает и обнимает меня в ответ. Вот оно — я чувствую, как обмякают мои плечи, как отпускает дрожь, которая вернулась, едва он отстранился от меня там, в кабинете. Вынужденная мера? Ну что ж. Я зажмуриваюсь, хотя он не может видеть моих глаз.

— Поттер, пусти меня, — мягко, но решительно. Я судорожно вздыхаю и зарываюсь лицом еще глубже в его сюртук. Снейп осторожно расцепляет мои руки. Потом отходит от двери, не выпуская моих запястий. Теперь я стою лицом к огню, и он вновь пристально изучает меня. Что он пытается увидеть?

— Ты уверен, что хочешь этого?

Я торопливо киваю.

Да. Да, хочу. Враг моего отца, мой самый ненавистный преподаватель. Сколько раз он подставлялся из-за меня? Мой язык еще помнит вкус его крови, когда он позволил прокусить ему пальцы. Но теперь к этому воспоминанию примешивается привкус поцелуя, и прошлое отступает, подергиваясь дымкой, все отступает, кроме этих последних двух недель. Только он может меня уравновесить. Только он.

Я смотрю ему в лицо, наверное, второй раз смотрю так открыто. Первый был в классе Зельеварения в ту ночь, когда он вернулся. Когда я так ждал, и он возвратился, словно моя слепая надежда вырвала его из когтей смерти.

— Профессор… — снова это слово, но сейчас оно не кажется неуместным, и как мне прикажете еще его называть? — профессор, прошу вас…

Я сам не понимаю, о чем, зато Снейп, кажется, понимает, и очень даже. Он хмурится и качает головой. На мгновение я пугаюсь, что это отказ, но он лишь констатирует мое упрямство:

— Это больно. И это… не восстановить потом, если вы пожалеете.

— Я не пожалею, — сколько еще мы будем это обсуждать? Если он привел меня сюда, это же не означает, что ему удастся меня выпроводить, уговорив не делать глупостей?

— Что ж… вы сами настаивали, — он странно смотрит на меня и, наверное, тоже думает об иронии судьбы. Сын худшего из Мародеров, самый неприятный ученик — в его спальне, жаждущий очутиться в постели.

Я переплетаю свои пальцы с его, напоминая, что мы все еще держимся за руки, и Снейп внезапно дергает меня к себе. Он еще раз смотрит в глаза, кажется, что в его лице есть что-то еще, кроме невозмутимости… Я приоткрываю рот, чтобы спросить, и он накрывает мои губы своими.

Поцелуй долог и неспешен, и я отчаянно пытаюсь не просить большего, заставляя себя отдаться настоящему. Он не прогонит меня, не прогонит… мы все успеем… Снейп отпускает мои запястья и обнимает за плечи. Я немедленно обхватываю его талию, чувствуя, как тело наливается жаром. Никогда, мелькает мысль, никогда я не испытывал подобного. Он такой же, как я — его тоже прельщают сухощавые очертания, ему тоже нравится ощущать мускулы под руками. Симус явно заблуждается, полагая себя героем-любовником. Ему и не снилось…

На этом мысль о Финнигане исчезает, а из горла вырывается стон, потому что Снейп освобождает мой рот и приникает поцелуем к шее. У меня обрывается дыхание от того, как бережно скользит его язык, как прихватывают кожу губы. Я понятия не имел, что он так… так…

Я ни на миг не позволяю себе отвлечься. Я хочу сохранить это в памяти. Навсегда. Каждую минуту, каждую секунду. Потому что это впервые. Потому что это с ним. Потому что я его…

Я его хочу.

Чуткие пальцы расстегивают пуговицы на моей рубашке, и я дрожу от каждого прикосновения к открывающейся коже. Боже, если так начинается… что будет дальше? Я всхлипываю, когда подушечки этих пальцев слегка прищемляют сосок, скользят по темной дорожке волос, скрывающейся в джинсах… У меня уже стоит, и я не уверен, что продержусь долго. В конце концов, он сам сказал, что мне только шестнадцать. Я хватаюсь за одну из рук, прерывая ее возню с застежкой, и прижимаю к своему паху, не в силах удержаться. Потереться, постанывая, все ближе прижимаясь к нему… Снейп высвобождается, осторожно, но уверенно, и продолжает борьбу с одеждой.

Я не пытаюсь помочь ему, мы не говорим ни слова, и меня вторично посещает чувство, что это происходит не со мной. Я никогда… о Господи, о Господи, еще… Его ладонь прочно обхватывает мой член у основания, не позволяя кончить, и я с каким-то рычанием впиваюсь в его губы. Снейп отвечает — сильно, яростно, вторая рука обручем стискивает мою спину. Он тяжело дышит, и я с восторженной, безумной радостью ощущаю, как вздрагивают его бедра, когда я прижимаюсь ближе.