Everything I am

— Вы утратили дар речи? Какое упущение, — скептически произносит он, — нужно исправить это положение.

Его глаза заполняют все пространство моего взгляда, но я не успеваю понять, что это значит, потому что тонкие жесткие губы с силой прижимаются к моему рту. Так плотно, так безжалостно, они сухие и теплые, они не спрашивают разрешения. Мой рот поддается вторжению, и я чувствую накатывающую волну головокружения. Я почти падаю, но эти губы продолжают удерживать меня, как магнит удерживает железо, а вокруг талии обвиваются властные руки, привлекая, притягивая ближе, и раньше, чем я ловлю хоть одну из разлетающихся мыслей, я отвечаю на жгучий поцелуй. Снейп пьет меня, язык врывается между зубами и требовательно ощупывает, пробует на вкус небо, десны, и я тянусь к нему, чтобы ответить, чтобы сказать, как мне здорово, как невыносимо здорово, так, что впору потерять сознание.

Я словно со стороны слышу свой стон, он похож на стон боли, такой же жалобный, он отзывается вибрацией в моем горле, потому что Снейп и не думает отстраняться. Меня затягивает в водоворот, перед глазами пляшут яркие алые кляксы, и мне больше не холодно, нет, мне не… мне так…

Снейп отодвигается ровно настолько, чтобы просунуть между нами руку, но я не могу его отпустить — мои руки обхватывают его шею, пальцы зарываются в волосы на затылке, притягивая еще ближе. Снейп молчит, только дыхание становится горячее, его зубы без особой нежности прихватывают мой рот, теребят шрам на нижней губе. Я готов отдать все лучшее, что у меня было в жизни, за то, чтобы этот поцелуй длился вечно. Пусть мне не хватает дыхания, пусть по щекам ползут невесть откуда взявшиеся слезинки…

Он справляется с ремнем на моих брюках, и я не могу удержаться от глухого вскрика ему в рот, когда сильные пальцы сжимают мой член. Одного сознания того, кто делает это со мной, достаточно, чтобы завести меня до предела.

Снейпу как будто мало моей судорожной дрожи и стонов, вторая его рука скользит по моему лицу, по сомкнутым векам, по линии челюсти. На секунду мне кажется, что он насыщает собственную потребность, такая неприкрытая чувственность в каждом его движении. Что это… взаимно. А потом он проводит ладонью от головки к основанию моего члена, и я забываю, о чем думал, забываю, как меня зовут, и дергаюсь всем телом, вжимаясь в его кулак, отчаянно толкаясь в него. Вот теперь я и правда могу умереть от недостатка воздуха, и Снейп будто чувствует это, отпускает мои губы, и я со всхлипом глотаю воздух, пока он ласкает мой член — так же уверенно, как до этого касался своим языком моего.

— О Господи! — вырывается у меня отчаянно, и я стискиваю за его шеей сплетенные пальцы, привлекая к себе в сминающем объятии, — о Господи, пожалуйста! О, пожалуйста, еще!

Ему, наверное, неудобно, я стесняю ему свободу движений, но я не могу отстраниться, я покрываю поцелуями это лицо, забывая о любых чувствах, какие испытывал к Снейпу, кроме того, которое ведет меня сейчас: всепоглощающая благодарность. Я кусаю его в шею, зарываюсь лицом в длинные волосы, и продолжаю стонать и вбиваться в его руку, исступленно моля о большем, сам не слыша собственных криков.

— О Господи! Умоляю вас! Умоляю вас, еще!

Я нормальный, проносится кометой обжигающе-счастливая мысль, я абсолютно нормальный! Я хочу его… И он делает это со мной! Делает наяву!

— Да, да, пожалуйста! — на вдохе прорываются рыдания, я впиваюсь пальцами ему в плечи и вздрагиваю в долгой судороге пронзительного наслаждения.

Он не отталкивает меня, не требует, чтобы я поднял голову, которую уронил ему на плечо, не убирает руку из моих расстегнутых джинсов. Я втягиваю ноздрями слабый аромат эвкалипта, исходящий от его мантии, смешивающийся с запахом мускуса, витающим в воздухе. Я не желаю шевелиться. Мне хорошо. Мне так хорошо, что я хочу, чтобы этот момент никогда не кончался.

Не кончался? Еще утром мне хотелось умереть.

Глупости. С чего мне желать смерти? Все еще наладится. Теперь обязательно наладится. Совсем не время поддаваться панике и отчаянию.

Я не думаю о том, как посмотрю ему в глаза. Не рассуждаю, как изменятся наши отношения. Я просто осторожно целую Снейпа в место укуса, где остался след моих зубов. Не прогоняй меня, хочется сказать мне, но я забыл, как звучит человеческая речь.

Он негромко вздыхает в ответ на прикосновение и обнимает меня, вытаскивая руку из моих влажных плавок. Я нерешительно отправляю и ее к себе на плечо. Как уютно.

И что я там нес за чушь насчет поцелуев, будто всегда могу подчинить себе партнера? Меня просто ни разу не целовали по-настоящему.

Я прижимаюсь к нему теснее, отдаваясь чувству покоя.

Как будто я не ел несколько месяцев, а теперь меня накормили вкусной горячей едой. Глаза закрываются и клонит в сон.

Но я не собираюсь спать. Я не хочу проснуться в своей постели с сомнениями в том, что все это было. Да и потом… я все еще хочу его.