Everything I am

Мне не хочется думать об этом. Не теперь. Я просто буду наслаждаться в кои-то веки раз посетившим меня призрачным чувством защищенности.

* * *

— Гарри! Гарри же!

Ну что он меня так тормошит? Я бормочу что-то невразумительное и отворачиваюсь, засовывая голову под подушку. Но Рон настойчив — его рука сдергивает с меня одеяло и начинает щекотать. Я вскрикиваю от неожиданности и сажусь — встрепанный, недовольный и совершенно заспанный.

Где мои очки?

Нашарив и нацепив их, я смотрю на Рона:

— Чего? — голос спросонок хриплый или я вчера перетрудил голосовые связки, пока занимался окклюменцией?

— Ничего, вставать пора, двенадцатый час, утро уже закончилось, — жизнерадостно сообщает мой друг. Я сердито смотрю на него:

— Ну и что?

— А то, что это выходные с выходом в Хогсмид! Мы с Гермионой два часа тебя ждем, все давно уже ушли!

Ну и шли бы без меня. Но что-то удерживает меня от того, чтобы ответить Рону грубостью. В последнее время мы и так часто ссоримся.

Я вздыхаю и встаю. Спальню заливает солнце, постели заправлены — в самом деле поздно. Интересно, нет ли у мази, которой я вчера мазал лоб, снотворного эффекта? Хоть глаза пока толком и не открываются, чувство такое, что выспался на неделю вперед. Я зеваю во весь рот и начинаю переодеваться, радуясь, что здесь нет Финнигана. В последнее время его общество раздражает меня так же, как на пятом курсе, когда он не верил, что я говорю правду о возрождении Волдеморта.

Наконец мы выходим. Гермиона поднимает глаза от вязальных спиц и пестрого «нечто», над которым спицы трудятся, подчиняясь ее волшебной палочке.

— Ну наконец-то, — улыбается она, — не прошло и полгода. Доброе утро, Гарри!

— Доброе, — хрипотца в моем голосе заставляет ее нахмуриться, но она ничего не говорит, только роется в своей сумке, а потом протягивает мне двойной сэндвич:

— Это тебе вместо завтрака. В Хогсмиде зайдем к мадам Розмерте, поедим по-настоящему.

— А вы что, не завтракали? — я удивлен.

— Ну, мы… проспали, как и ты, — Гермиона краснеет. А-а. Понятно. Рон тоже заливается краской. Вчера большинство ушло спать раньше, чтобы с утра отправиться в Хогсмид, а они, наверное, сидели, пока не ушел последний человек. Не так просто в Хогвартсе остаться одним.

Я киваю, делая вид, что не заметил смущения друзей, и улыбаюсь, хотя на сердце ложится тяжесть. Мне некого целовать. Я не такой, как они — и то, что я при этом обладаю шрамом на лбу, не улучшает ситуацию. Раньше, чем мысли о том, как тошно быть белой вороной, обоснуются в голове на весь день, я подталкиваю друзей к выходу.

Хогсмид так Хогсмид.

Уже вечером, погрузившись в чтение учебника по Чарам, я лениво думаю о том, что день прошел удачно. Нам даже посчастливилось не встретить Малфоя и его группу поддержки, хотя раньше мы сталкивались чуть ли не всякий раз, как покидали школу. Вспомнить одну только сценку у Визжащей хижины на третьем курсе.

Мы обошли все магазинчики, зашли к мадам Розмерте, бродили по опушке леса возле деревни, пока у меня не возникло ощущение, что друзья следуют заранее намеченному плану: «Выгулять Гарри как следует». Когда я почувствовал, что ноги вот-вот отвалятся, устроили привал. Гермиона вынула из сумки пушистый носовой платок и трансфигурировала до исходного размера. Оказалось, что это шотландский плед.

Мы повалились на него, уставились в голубое небо, Рон задремал. Гермиона о чем-то глубоко задумалась, и я не беспокоил ее. Мне было очень спокойно — словно в мире нет Волдеморта, пророчеств, угрозы Третьей мировой войны, необходимости занятий окклюменцией…

Интересно, что навело меня на последнюю мысль? Должно быть, плед, ворс которого я машинально гладил кончиками пальцев. Я недавно видел плед наподобие этого. В личных покоях Снейпа.

Но даже это воспоминание не разрушило моего умиротворенного состояния. В голове было пусто — так пусто, как, наверное, требуется при очищении сознания от эмоций.

А потом мы вернулись и смели с тарелок все, что два раза на них накладывали. Не помню, когда я последний раз был так голоден. Впрочем, если учесть, что накануне я почти не ел, это не удивительно.

Я откладываю книгу в сторону и смотрю на часы. Половина двенадцатого. С учетом того, что завтра вечером мне идти к Снейпу, пора ложиться. Мне понадобятся силы — я не тешу себя надеждами, что количество времени, которое я намерен тратить на окклюменцию, быстро перейдет в качество, поэтому я опять приползу от него чуть живой. Как вчера.

Но у меня не так много времени, чтобы заниматься раз в неделю — Мерлин с ними, с экзаменами, Волдеморт гораздо неприятнее.

Мне кажется, он скоро навестит меня.

Как я хочу ошибаться.

Глава 15. Симус Финниган.

— Войдите, — голос из-за двери звучит раздраженно, как будто его обладатель устал от постоянных визитеров. Если учесть, что у него практически никто не бывает, интонацию можно счесть почти доброжелательной. По крайней мере, это не рык. Я открываю дверь, нажав плечом на косяк, чтобы не скрипела, и вхожу в кабинет Зельеварения.

— Добрый вечер, сэр.