Евгений Иванович Якушкин (1826—1905)

Целый ряд работ Якушкина был посвящен современному состоянию губернии. Это «Полостные суды Ярославской губернии» (Юридически ii вестник, 1872, Кн. 3), «Заметки о влиянии религиозных верований и предрассудков на народные юридические понятия и обычаи» (Этнографическое обозрение, 1891, Ки. 9), «Гражданское право но решениям Крестобогородского волостного суда Ярославской губернии и уезда» (Ярославль, 1902, в соавторстве с С. II. Никоновым) и мн. др. Особняком стоит большая работа Е. И. Якушкина «Материалы для словаря народного языка в Ярославской губернии» (1896), явившаяся плодом длительного и вдумчивого труда и поныне ценимая специалистами. Якушкин «и слыл, и был знатоком края, к нему обращались все, кто являлся в Ярославскую губернию с намерением ее изучения».^{92} Он подготовил себе и смену. Среди его учеников — краевед и археолог В. А. Городцов, поэт и впоследствии видный советский краевед И. А. Тихомиров. Оба, к слову говоря, оставили прочувствованные воспоминания об Евгении Ивановиче.

Положение Якушкина в Ярославле, относительно стабилизировавшееся в 70-е гг., становится снова очень тяжелым в связи с наступлением реакции 80-х гг. «Многие из нас помнят, — писал сын Евгения Ивановича Вячеслав, — какое понижение общественного уровня, какой регресс сказались у нас в восьмидесятых годах прошлого столетия. Реакция, ознаменовавшая собой царствование Александра 111, отразилась самым развращающим образом на настроении известной общественной среды, на нашем общественном быте».^{93} И. А. Тихомиров, вспоминая это время, писал: «Я помню, как до меня, тогда еще ребенка, доходили о нем (Якушкине) рассказы как об еретике, о богоотступнике, об изменнике и бунтовщике, что с ним даже и здороваться опасно, потому что за ним следит полиция, в тюрьме сгноят и т. д. и т. п. Да, страшное было время своею непроглядною адскою тьмою, и если мы не задохлись в этой смрадной тьме, то именно благодаря таким людям, как Евгений Иванович».^{94}

В 1884 г. Якушкин выходит в отставку и полностью отдается научной и общественной деятельности (насколько последняя была возможной в условиях 80-х гг.). Он становится председателем основанного по его инициативе «Общества для вспомоществования учащимся недостаточного состояния», которое помогло получить образование не одному десятку «кухаркиных детей» (их положение было особенно тяжелым именно в эти годы).

Живя безвыездно в Ярославле, Евгений Иванович тем не менее не оставлял своих занятий по собиранию, исследованию и публикации пушкинских и декабристских материалов. Многочисленные статьи и заметки, опубликованные им в «Русской старине», «Русском архиве», в сборнике «Девятнадцатый век», наконец, на страницах местных и столичных газет, еще не полностью собраны и изучены. Между тем среди них есть материалы, представляющие первостепенный интерес. Так. в ярославской газете «Северный край» были изданы воспоминания Е. И. Якушкина об И. И. Пущине и Г. С. Батенькове (публикуются в Приложении к настоящей книге). Последней его работой было предисловие к подготовленным им к печати «Запискам» его отца.

Научной работой! Евгении Иванович занимался постоянно. методично, неутомимо. Видный ученый археолог В. А. Городцов так вспоминал об этом: «В это время Евгеши»! Иванович был уже в преклонном возрасте, но нисколько не утратившим живой энергии и силы своего выдающегося разума. Знакомство с ним было для меня большим счастьем: он многому меня научил… Будучи уже в отставке и, следовательно, свободным от служебных занятий, Евгений Иванович неустанно трудился над решением научных проблем. Каждый раз, когда я заходил к нему, он всегда оказывался за работой. Обычно он сидел за письменным столом, имея перед собой одну пли несколько книг и сложенные особым образом чистые листки бумаги, на которые он записывал вычитываемые интересные места или свои наблюдения и выводы. Эти листки меня очень интересовали, и мне захотелось узнать о способе ведения на них научных записей. Евгений Иванович охотно объяснил мне о манере ведения записей на листках и классификации их по разным категориям и отделам. Вместе с тем он показал такое громадное количество их, что я был глубоко изумлен. Листки, покрытые надписями, вкладывались в специальные папки. Наполненные листками папки имели вид переплетенных книг. Все они были одной формы. Число их, вероятно, доходило до 50. <…> Зная, что мне приходится много ездить по селам и деревням, Евгений Иванович расспрашивал меня, а иногда поручал разузнать о каком-либо обычае или предмете. <…> Он всегда очень строго относился к подобного рода сведениям и записывал их только тогда, когда убеждался в их верности».^{95}