Читаем Евгений Иванович Якушкин (1826—1905) полностью

Очень многих молодых людей Е. И. Якушкин приобщил к научной деятельности. В одном из некрологов специально подчеркивалось это обстоятельство: «Не занимая кафедры, он был учителем не одного поколения русских молодых ученых, и среди тех. кто с благодарностью видит в нем своего учителя, можно бы назвать не одно имя, пользующееся заслуженной известностью в науке».{96} Среди них — и сын Евгения Ивановича, Вячеслав Евгеньевич Якушкин. крупнейший исследователь движения декабристов, видный пушкинист. Он сам в автобиографии отметил, что всю жизнь находился под сильнейшим влиянием отца, «сказавшимся на развитии в нем интереса к историко-литературным занятиям и к крестьянскому вопросу».{97}

Автор одного из некрологов заметил, что Евгений Иванович как бы воспитывал в обществе интерес к крестьянскому вопросу, «побуждая его изучать. В нем жила глубокая вера в силы народа, в лучшие задатки, которые он усматривал в народной массе. Он глубоко верил в русскую общественность».{98} Эта вера помогла ему выстоять и сохранить в чистоте идеалы молодости, до глубокой старости остаться таким же демократом и защитником народных интересов, каким обязывало его быть имя Якушкина. Его молодой друг и восторженный почитатель И. А. Тихомиров вспоминал: «Когда я в озлоблении начинал с отчаяния клясть и клеймить родной мне парод, Якушкин тихим и ровным, по твердым голосом прерывал меня и с бесконечной любовью отстаивал этот народ, за который он столько выболел и для которого он так много сделал».{99} Все это создало ему заслуженную репутацию па-родного заступника, к которому шли со своими нуждами и бедами все, кто нуждался в помощи и защите. Например, раскольники, которых в губернии насчитывалось (по данным на 1863 г.) более 8000, «знали его и питали к нему неограниченное доверие и величайшее уважение».{100} Люди, хорошо его знавшие, подчеркивали такие черты Евгения Ивановича, как «обходительность со всеми, осмотрительность во всех своих отношениях к малому человеку, дружеская поддержка этого человека, полное отсутствие малейшей тени формализма».{101}

Вместе с тем Евгений Иванович был грозой для местных «тузов» — взяточников, стяжателей, держиморд. «О, Евгений Иванович был зол, — писал его земляк журналист В. Михеев, — но зол на язык лишь, едко и метко зол, как остроумнейший умница, знавший всю подоплеку, всю подноготную и официальной и неофициальной жизни русской провинции, Ярославля в особенности, всю подоплеку местной служилой и неслужилой обывательщины. К нему, насторожась, не без смущения прислушивались многие местные особы».{102} «Да, многие его любили, — вспоминает И. Л. Тихомиров, — еще большее число людей его уважало и многие побаивались… Человеку не совсем глупому или не безнадежно наглому было чрезвычайно трудно, если только возможно, лгать перед Якушкиным… Он действительно был удивительный человек, и ему отдавали должное и сами враги его, ненавидевшие его всеми силами своих сильно запачканных и искалеченных душ за его нравственное превосходство».{103}

Вокруг Евгения Ивановича группировалось все, что было молодого, свежего, прогрессивного в Ярославле. Молодежь привлекало к нему, помимо всего прочего, и то, что он был всегда хорошо осведомлен обо всех событиях политической и культурной жизни России. Это обстоятельство подчеркивают все ярославцы, писавшие о Якушкине. Обширнейшая переписка со многими видными деятелями культуры, искусства, общественной жизни, которую вел до самой смерти Евгений Иванович, делала его самым информированным человеком в губернии. «Живя в четырех стенах своей библиотеки, Евгений Иванович горячо и внимательно следил за всеми явлениями русской жизни, — пишет автор одного из некрологов. — Он был всегда широко осведомлен по всем ее вопросам. Беседа с ним являлась источником громадного наслаждения и пользы».{104}

Если мы обратимся к многочисленным сохранившимся письмам, полученным Евгением Ивановичем в Ярославле от друзей — Афанасьева, Ефремова, Касаткина и от сына Вячеслава, то увидим, какие интереснейшие сведения в них содержатся. Евгений Иванович узнавал из них и о таких политических событиях, которые никогда не освещались в печати. Если же еще добавить, что среди корреспондентов Якушкина были видные ученые — А. И. Пыпин, Л. И. Майков, И. И. Бартенев, К. Д. Кавелин, И. В. Калачов, В. И. Семевский, И. А. Шляпкпп и мн. др., то можно себе представить весь объем информации, поступавшей к Евгению Ивановичу.

Со временем вокруг Якушкина образовался кружок единомышленников. «О доступности Якушкина говорить излишне, — вспоминает один из членов этого кружка, — но, несмотря на эту доступность, попасть собственно в кружок Якушкина было не так легко, хотя собирались у него далеко не одни близкие ему люди и друзья. Тем не менее быть принятым у Якушкина равнялось аттестату на порядочность».{105} Здесь мы видим как бы два круга — знакомые Евгения Ивановича, принятые у него в доме, и «собственно кружок» Якушкина. К сожалению, никаких конкретных сведений о составе этого кружка не сохранилось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза