Евгений Иванович Якушкин (1826—1905)

Юридическое значение свадьбы высказывается еще яснее в тех редких случаях, когда православные вступают в брак без венчания. Есть указание на существование таких браков в Тульской[49] и Киевской[50] губерниях. В Ярославской губернии мне известен одни случай брака без церковного обряда.[51] Браки раскольников, не признающих священства, и потому заключаемые без венчания, считаются православными крестьянами за действительные. Бывают также случаи, что девушки, принадлежащие к православию, не венчаясь, выходят замуж за раскольников, причем обыкновенно справляется свадьба.

Все сказанное выше показывает, что венчание и свадьба имеют юридическое значение в глазах народа, но более важное значение имеет древнейший из этих обрядов — свадьба. Встречающееся изредка заключение браков при посредстве одного из этих обрядов с опущением другого объясняется их историей, той борьбой, которая происходила между учением церкви и обычаем в продолжение многих столетий, и тем положением, которое приняло в этой борьбе законодательство. Вследствие того, что закон не признает действительными христианских браков без венчания, обряд этот теряет иногда в глазах венчающихся всякое религиозное значение и рассматривается ими только как гражданский обряд, необходимый для законности брака. Так, например, принадлежащие к секте бегунов венчаются всегда в православных храмах, не придавая этому никакого религиозного значения.[52]

Второе место по богатству заключающихся в них материалов занимают статьи, касающиеся семейных отношений; но в них некоторые стороны семейной жизни разъяснены весьма мало. Так, например, они дают весьма скудные сведения о том положении, которое занимают в семействе незаконные дети; в них даже вовсе не указано, кто считается незаконнорожденным по народным понятиям, между тем как взгляд народа в этом отношении далеко не сходен с законом.

Точно так же очень скудные сведения получаем мы из этих статей об усыновлении. Нигде не упоминается, исполняется ли при усыновлении обряд, установленный церковью (последование в сыноположение), или какой-нибудь другой, установленный обычаем.

В Ярославской губернии усыновление происходит посредством простой передачи усыновляемого его приемному отцу;[53] но здесь сохранился один обряд, который, может быть, служил некогда символом усыновления, так как это значение он имел и у других народов.

В так называемой Мусоре (Пошехонского уезда) над вступающим в некоторые раскольничьи толки совершается обряд перерождения. Он происходит следующим образом. Женщину роженицу укладывают в постель; она должна охать и стонать, как при естественных родах. Над нею читают молитвы и по временам спрашивают ее: родишь ли, раба божия? Она отвечает: рожу в грехах и страдах. Вопрос этот и ответ повторяется три раза, после чего сквозь рубашку лежащей женщины пропускают поступающего в раскол. Он выходит на свет как новорожденный перед всеми собравшимися раскольниками. Только после этого перерождения совершается над ним перекрещивание. Обряд этот существует и в соседнем Череповском уезде.[54]

Подражание рождению как символ усыновления существовало у многих народов. С этим значением оно встречается в древнем мире[55] и в средние века в Западной Европе;[56] здесь вследствие юридической фикции усыновляемого клали под рубашку как приемному отцу, так и приемной матери. Впоследствии обряд этот изменился: усыновляемый подводился только под плащ (mantella), почему и гораздо позднее, когда этот обряд уже уничтожился, узаконенные дети назывались mantellati.[57]

По обычному наследственному праву собран довольно богатый материал. Ежели и встречаю ген здесь некоторые неясности относительно прав женщин на наследство, то это зависит, по-видимому, от того, что самый обычай наследования женщинами не вполне еще установился. Неопределенность обычая в этом отношении, замечаемая и в решениях сходов, представляет явление чрезвычайно любопытное, так как оно указывает на изменение в народных понятиях относительно нрав женщин на семейное имущество.

Гораздо менее исследованы обычаи, касающиеся вещного права. Здесь первое место по числу статей занимает вопрос об общинном владении землею. Перед освобождением крестьян, в 1856 г. начался в русской литературе оживленный спор о русской общине и общинном землевладении. Спор этот имел в свое время большое значение ввиду готовившейся реформы; он продолжался и после освобождения крестьян и затих только в 1866 г. Хотя статьи, написанные в это время, касались преимущественно хозяйственной стороны вопроса, я счел необходимым указать их по возможности все, потому что экономическая сторона общинного владения находится в тесной связи с юридической его стороной и без изучения первой последняя не может быть вполне понята.