Евгений Харитонов. Поэтика подполья

В 1955 году Евгений переходит в школу № 82 на улице Гоголя[92]. За обучение в старших классах, с 8-го по 10-й, все еще нужно платить (эту норму отменят через год), зато упразднено (в 1954 году) раздельное образование юношей и девушек[93]. Запрос на перемены, накопившийся в годы позднего сталинизма, чрезвычайно высок, и после 1953 года политический климат СССР стремительно теплеет[94]. Тем не менее оттепель пока кажется довольно неоднородной: за осуждением Сталина на XX съезде КПСС (доклад Хрущева «О культе личности и его последствиях», прочитанный 25 февраля 1956 года) последуют репрессии против московского студенчества в том же 1956 году, за провозглашением «мирного сосуществования» с Западом – подавление революции в Венгрии, за многообещающими дискуссиями «об искренности в литературе» – разгром популярного романа «Не хлебом единым» Владимира Дудинцева[95]. Все эти новости, волнения и перемены происходят на фоне бурного развития Новосибирска: вследствие эвакуации военных лет в городе появилось большое количество новых предприятий и резко увеличилась численность населения (в 1962 году Новосибирск станет «миллионником»). Широко застраиваются центр и окраины, в конце 1957 года начинает свою работу Обская ГЭС, предназначенная решить проблему нехватки электроэнергии в растущем городе; тогда же Хрущев принимает предложение академиков Михаила Лаврентьева, Сергея Соболева и Сергея Христиановича о создании знаменитого новосибирского Академгородка.

Впрочем, Харитонов связывает свое будущее отнюдь не с Новосибирском. Вопреки желаниям отца и матери[96] он хочет ехать в Москву, чтобы стать киноактером.

Эта идея молодого человека может казаться странной, хотя по уверениям самого Харитонова любовь к актерству была свойственна ему чуть ли не от рождения: «Я с детства хотел отличаться от всех. Подражал гениям в позе. Сяду перед зеркалом как Крылов, подопру щеку рукой, или подниму воротничок как у Глинки. Любил читать чем отличались большие артисты, хотел чтобы и во мне проявились их черты. И больше всего думал о славе. Мое внимание направлялось не на жизнь вокруг а на себя. Я постоянно смотрелся в зеркало, думал как вырасту и похорошею с переломным возрастом, меня сразу отличат» (175) Кроме того, в старших классах школы Харитонов регулярно посещает новосибирский Дом художественного воспитания детей, где занимается в довольно известной театральной студии под руководством томской актрисы Валентины Петуховой[97]. И как раз в это же время начинается настоящее «возрождение» советского кинематографа (во многом связанное с организаторской деятельностью режиссера Ивана Пырьева). «Возрождение» имеет как количественное (в разы увеличивается число выпускаемых фильмов[98]), так и качественное измерение – в моде эстетика черно-белых лент, отсылающая (в противовес цветным кинокартинам эпохи высокого сталинизма) к советскому киноавангарду 1920-х годов[99]. В 1956 году на экраны выходит «Весна на Заречной улице» Феликса Миронера и Марлена Хуциева, в 1957 году – «Летят журавли» Михаила Калатозова, в 1958-м – «Два Федора» того же Хуциева. Характерная для оттепельной культуры «искренность» принимает в этих кинофильмах форму мелодрамы[100] – жанра, высоко ценимого Харитоновым («Самая главная, самая настоящая-то радость и есть, когда слезы и над бездной» [221]). Динамичное развитие советского кинематографа, наступившее после долгого периода «малокартинья», должно вселять в Харитонова известный оптимизм – очевидно, стремительно растущей области искусства нужны новые люди и свежие таланты.

В мае 1958 года «Летят журавли» получают приз на фестивале в Каннах.

В июне этого же года Харитонов оканчивает (с двумя тройками в аттестате) школу[101] и отправляется в Москву, чтобы поступать во ВГИК – на актерское отделение.

2. Влияние Державы: миниатюризация

Харитонову семнадцать лет, когда он совершает трехдневную поездку по Транссибирской магистрали и прибывает в Москву Здесь он проживет двадцать три года, закончит ВГИК, защитит диссертацию, сменит несколько мест работы, обзаведется огромным количеством друзей и знакомых, станет своим человеком в кругах театральной богемы и в конце концов обретет специфическую известность как «подпольный автор», пишущий о советских геях: «„тот самый Харитонов“, „который о гомосеках пишет“» (2:135).