Читаем Евгений Онегин. Драматические произведения. Романы. Повести полностью

Поскольку замысел Пушкина не был осуществлен, Онегин вошел в сознание читателей и критики, в историю русской литературы и русской общественной мысли таким, как он показан в романе — «лишним человеком», «умной ненужностью» (термин Герцена). И именно это способствовало широчайшему обобщающему значению данного образа, делало его типичным не только для 20-х годов, но и для всего дворянского периода русской революционности. «Образ Онегина настолько национален, — писал много позже, в начале 50-х годов Герцен, — что встречается во всех романах и поэмах, которые получают какое-либо признание в России, и не потому, что хотели копировать его, а потому, что его постоянно находишь возле себя или в себе самом». Но уже одно намерение автора сделать Онегина декабристом особенно наглядно показывает, какой жгучей злободневностью был проникнут замысел пушкинского стихотворного романа, какими крепкими нитями был он связан с важнейшими событиями и актуальнейшими общественно-политическими вопросами современности.

Именно это давало право Белинскому назвать пушкинский роман в стихах не только «в высшей степени народным произведением», но и «актом сознания для русского общества, почти первым, но зато каким великим шагом вперед для него!» Действительно, в строфах пушкинского романа русское общество и впервые увидело, и, что еще важнее, впервые поняло себя и причины своих «недугов».

Изображение «исторической эпохи» — своей современности — Пушкин дал не только крупным планом; оно объемно, можно сказать, стереоскопично. С такой же истиной, полнотой, верностью действительности и одновременно величайшей художественностью показан поэтом весь тот пестрый и многокрасочный фон, на котором четко выписывается основная фабульная линия и рельефно выступают образы главных действующих лиц. Гениальный поэт-живописец является здесь и художником-социологом, способным вскрыть и осветить не только причины «болезни века» — «недуга» Онегиных, но с удивительной точностью сформулировать, как с восхищением отмечали Маркс и Энгельс («ваш Пушкин уже знал это»), процессы, совершавшиеся в русской экономике того времени.

«Открытие» в «Евгении Онегине» русской действительности, — пишет Добролюбов, — имело не только важнейшее познавательное значение, но и было связано с целым переворотом в области традиционных эстетических представлений и понятий, с замечательным расширением границ самого предмета художественного изображения. Автор «Евгения Онегина» сознательно и демонстративно стирает всякие различия между «изящной» и «низкой природой». В его роман наряду с «поэзией» хлынула широким потоком и «проза» — жизнь как она есть, со всеми ее красками и оттенками, с праздничным и обыденным, патетическим и смешным, трогательным и ничтожным, высокими поэтическими порывами и житейским «пестрым сором».

В пушкинском романе в стихах, словно в фокусе, сходятся лучи от всего, что уже было создано Пушкиным, и от него же падает свет на все последующее творчество поэта. «Онегин» — соединительное звено между Пушкиным 20-х и Пушкиным 30-х годов — Пушкиным-поэтом и Пушкиным-прозаиком, Пушкиным «Руслана и Людмилы» и южных поэм и Пушкиным «Повестей Белкина», «Пиковой дамы», «Капитанской дочки».

Пушкинский роман в стихах стоит у истоков реалистического романа в прозе. Начиная именно с «Евгения Онегина», русская литература становится высокохудожественным отражением реальной русской жизни. От «Героя нашего времени» до романов Гончарова, Тургенева, Толстого — все вершинные создания в области нашего классического романа имеют в «Евгении Онегине» не только своего прямого литературного предка, но и замечательный, во многом непревзойденный художественный образец.

Наконец, автор «Евгения Онегина», главы которого стали появляться раньше таких классических образцов западноевропейского реализма XIX века, как романы Стендаля и Бальзака, первым совершил художественное «открытие действительности» в масштабах развития всей мировой литературы.

То, что сказалось уже в первых главах «Онегина» — умение не только увидеть взглядом поэта и запечатлеть кистью мастера художественного слова жизнь человека, общества, народа, но разумом историка и социолога осмыслить настоящее как результат предшествующего исторического развития и вместе с тем разглядеть в нем зерна и ростки будущего, — составляет одну из важнейших сторон мировоззрения и творческого метода зрелого Пушкина, одну из могучих основ его реализма.

Перейти на страницу:

Все книги серии БВЛ. Серия вторая

Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан
Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан

В сборник включены поэмы Джорджа Гордона Байрона "Паломничество Чайльд-Гарольда" и "Дон-Жуан". Первые переводы поэмы "Паломничество Чайльд-Гарольда" начали появляться в русских периодических изданиях в 1820–1823 гг. С полным переводом поэмы, выполненным Д. Минаевым, русские читатели познакомились лишь в 1864 году. В настоящем издании поэма дана в переводе В. Левика.Поэма "Дон-Жуан" приобрела известность в России в двадцатые годы XIX века. Среди переводчиков были Н. Маркевич, И. Козлов, Н. Жандр, Д. Мин, В. Любич-Романович, П. Козлов, Г. Шенгели, М. Кузмин, М. Лозинский, В. Левик. В настоящем издании представлен перевод, выполненный Татьяной Гнедич.Перевод с англ.: Вильгельм Левик, Татьяна Гнедич, Н. Дьяконова;Вступительная статья А. Елистратовой;Примечания О. Афониной, В. Рогова и Н. Дьяконовой:Иллюстрации Ф. Константинова.

Джордж Гордон Байрон

Поэзия

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Кража
Кража

«Не знаю, потянет ли моя повесть на трагедию, хотя всякого дерьма приключилось немало. В любом случае, это история любви, хотя любовь началась посреди этого дерьма, когда я уже лишился и восьмилетнего сына, и дома, и мастерской в Сиднее, где когда-то был довольно известен — насколько может быть известен художник в своем отечестве. В тот год я мог бы получить Орден Австралии — почему бы и нет, вы только посмотрите, кого им награждают. А вместо этого у меня отняли ребенка, меня выпотрошили адвокаты в бракоразводном процессе, а в заключение посадили в тюрьму за попытку выцарапать мой шедевр, причисленный к "совместному имуществу супругов"»…Так начинается одна из самых неожиданных историй о любви в мировой литературе. О любви женщины к мужчине, брата к брату, людей к искусству. В своем последнем романе дважды лауреат Букеровской премии австралийский писатель Питер Кэри вновь удивляет мир. Впервые на русском языке.

Анна Алексеевна Касаткина , Виктор Петрович Астафьев , Джек Лондон , Зефирка Шоколадная , Святослав Логинов

Фантастика / Драматургия / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза