Мир картежников был Пушкину хорошо знаком, хотя обыкновенно он играл неудачно и делал крупные долги. Характерно, что первый прозаический набросок Пушкина – «Наденька» (1819) – открывается сценой ночной карточной игры, очень похожей на то, что будет в «Пиковой даме». «Страсть к игре есть самая сильная из страстей», – говорил он своему приятелю Алексею Вульфу. Эта страсть едва не разорила его во время игры с известным картежником Василием Огонь-Догановским: Пушкин проиграл ему огромную сумму – 24 800 рублей – и расплачивался несколько лет. В пушкинистике высказывались предположения, что черты Догановского Пушкин сообщил Чекалинскому из «Пиковой дамы»{120}
.Игра, в которую Германн играет с Чекалинским, называется фараон; во времена Пушкина ее называли также банк и штосс. Это игра азартная (выигрыш здесь зависит от случая) и элементарная. Вот как описывает ее автор книги «Пушкин и карты» Георгий Парчевский{121}
:Чаще всего игра велась в доме хозяина-банкомета (банкира). Он держит банк, то есть ставит определенную сумму денег, предназначенную к розыгрышу. Понтёр, играющий (понтирующий) против, ставит на карту свою сумму. У каждого игрока своя колода карт. Банкомет мечет карты в том порядке, в каком они расположены у него в колоде. Если поставленная понтёром карта выпадает на правую сторону, то выигрывает банкомет, если на левую – понтёр. При этом масть в расчет не принимается.
Ошибка Германна, соответственно, в том, что он, поставив на туз, с самого начала вытянул из своей колоды вместо туза даму. По совпадению туз и дама оказались в колоде Чекалинского рядом и одновременно легли на стол.
Игральные карты. Россия, 1815 год[66]
Простота и азартность фараона делали его едва ли не самой популярной карточной игрой в европейском светском обществе как минимум с конца XVII века. Ее популярность не ослабевала: в фараон играли и юноши в доме Чекалинского, и – шестьюдесятью годами раньше – старая графиня. Современники Пушкина, читавшие «Пиковую даму», разумеется, понимали, что означает «играть мирандолем» (играть осторожно, не увеличивая ставок), «загибать пароли́» (увеличивать ставки вдвое), «выиграть соника» (выиграть сразу, на первой же карте).
Мотив фараона реализуется в «Пиковой даме» не только за игорным столом. Писатель Анатолий Королев замечает: проникнув в дом графини, Германн видит два портрета – ее и ее покойного мужа, которые можно соотнести с дамой и королем. Выбирая, куда ему идти – в комнату Лизаветы или в кабинет графини, Германн поворачивает направо, в кабинет; правая сторона стола в фараоне – несчастливая для понтёра, и Германн, отказываясь от любви Лизаветы, предопределяет свою судьбу. «Карта на зеленом сукне стола (вот откуда зеленый ельник на полу церкви) и гроб на катафалке – это одно и то же, расклад проигрыша на игральном столе фараона»{122}
. Фраза Чекалинского «Дама ваша убита», совершенно обыденная в картежном арго, для Германна, конечно, означает еще и смерть старой графини.В статье о «Пиковой даме» Юрий Лотман рассматривает игру в фараон как текст, делимый на эпизоды (талии, то есть партии) и фразы (выпадение отдельных карт){123}
; с этим текстом перекликаются элементы сюжета. Но это не единственная функция мотивов игры в «Пиковой даме»: они вписывают «Пиковую даму» в «карточный» контекст русской прозы начала XIX века. Лотман напоминает, что фаталистичное отношение к жизни, уподобляющее ее карточной игре, характерно для романтического сознания (в «Пиковой даме» Чайковского это отношение выражено афористичной строкой Германна: «Что наша жизнь? – Игра!»); и, наоборот, азартная игра мыслилась как проявление случая, рока, управляющего человеческой жизнью{124}. «Было бы односторонним упрощением», пишет Лотман, видеть в этом мироощущении «только отрицательное начало»: случай увлекателен, он деавтоматизирует жизнь – это объясняет внезапную страсть рационального Германна к карточной игре и входит в противоречие с его неуемной жаждой наживы. При этом фараон, где все зависит от случая, сам по себе автоматичен, ибо построен на бессмысленных действиях.Какова символика трех заветных карт и пиковой дамы?