Евгений Шварц. Хроника жизни

А в мае, не поспешая, Евгений Львович дописал «Медведя». «Я сегодня утром кончил пьесу «Медведь», — сделал он дневниковую запись 13 мая, — которую писал с перерывами с конца 44-го года. Эту пьесу я очень любил, прикасался к ней с осторожностью и только в такие дни, когда чувствовал себя человеком… Первый акт я написал относительно скоро. Акимов стал торопить со вторым. И вот я пошел читать ему начало этого акта. Было это, кажется, в 47-м году… И он неприятно изругал второй акт и кое-что в первом. Любовную сцену, которую я очень любил. Я оскорбился… Рассердившись, я написал второй акт заново, не прикасаясь к первому. Акимову на этот раз он понравился. Я читал два акта труппе, потом в Москве. И понял, что поставить пьесу не удастся, да и не следует. Третий акт я пробовал писать в Сочи — в несчастное лето 49-го года. Но написал его в последние месяцы. И вот сегодня утром дописал, не веря, что это произошло».

А дело с переездом семейства Крыжановских как-то застопорилось. Трудно было найти подходящий для всех обмен московской квартиры. Хотя какие-то варианты время от времени возникали. Но каждый раз то одну сторону, то другую что-то не устраивало.

А на лето Евгений Львович ждал Наташу с Андреем в Комарово. Дачка для них была снята, помощница Наташе найдена.

18/VI — 52: «Дорогая доченька, каждый день собираюсь тебе писать, да вспомнив сколько времени идет к тебе письмо, — теряю охоту. Однако, если ещё медлить, так ты, пожалуй, письма и вовсе не получишь.

Первым делом слушай новости, касающиеся тебя непосредственно.

Вчера мы наняли для Андрюши няню. Ей, правда, всего только шестнадцать лет, но и наняли мы её только на лето, на пробу. С завтрашнего дня она будет жить у нас, в ожидании вашего приезда. Я хочу, чтобы лето на этот раз было дня тебя отдыхом настоящим, чтобы ты выспалась, гуляла и спала без помех. Кроме того, Мотя свободна будет с пяти часов ежедневно и будет помогать, — ведь вы будете жить с ней в одном домике. Целый день вы будете у нас, питаться тоже будете тут, так что няня будет и в самом деле няня. В баньке, где вы жили, установлена теперь плита, так что там можно мыться, как в бане, что мы и делаем. Плита установлена и у Моти, рядом с вашей комнатой. Там будет ваша кухня. Значит, Андрюшку можно будет купать и у нас, и у вас. Ждем мы вас с нетерпением.

У нас тоже все идет по прежнему. Я пишу с утра до вечера — все кончаю сценарий для Ленфильма… Здоровье у меня лучше. Все жду тебя. Пока вы не приехали, я считаю, что лето ещё и не началось.

В Герценовском институте, по словам Письменских, очень хороший географический факультет. Целую тебя крепко, моя родная. Твой папа».

Сценарий, о котором идет речь в письме, — это экранизация повести И. Ликстанова «Первое имя». Договор с Евг. Шварцем на неё был заключен ещё 8 февраля. Срок сдачи сценария по договору 20 июля. Однако, рукопись продвигалась трудно, и 24 июня он пишет в заявлении Сценарному отделу студии: «прошу сделанный мной сценарий не обсуждать на общем собрании Отдела, а рассматривать его, как черновой. Мне до сих пор не приходилось делать сценарии по уже готовым произведениям. Длинная и, с мой точки зрения, интересная и своеобразная повесть Ликстанова казалась мне легко переводимая на язык киносценария. Однако, само богатство материала повести оказалось трудно организуемым. Невозможно из двенадцатиэтажного дома сделать трехэтажный, механически снимая ненужные этажи. Так и повесть потребовала не сокращения, а переработки. Нужно разобрать и переписать заново — только тогда то, что звучит в повести, зазвучит и на экране. В первом, черновом варианте мне это не удалось, что с достаточностью доказали мне режиссер предполагаемого сценария В. Я. Венгеров и его редактор М. Г. Шапиро. Я приступил к переработке своего чернового варианта. Прошу предоставить необходимую для этого отсрочку». Художественным руководителем постановки должен был стать Г. М. Козинцев.

Но фильм не состоится, и как потом напишет в недавнем прошлом режиссер, а в малокартинье — его редактор М. Шапиро, — «он берется экранизировать книгу, которую считает заведомо слабой. Делается это из глубокого уважения к автору, очень хорошему человеку, чтобы не обидеть его отказом. Конечно, из этой затеи ничего не выходит. Больше года Шварц трудился впустую. Кто осудит его за такое донкихотство?..».

Если с экранизацией пришлось Евгению Львовичу биться в одиночку, то инсценировку своей повести для Центрального детского театра Ликстанов попытался сделать сам. Но у него ничего не получилось, и он опять обратился к Шварцу за помощью. И он снова не смог отказать. А 13 мая 1953 записал в дневнике: «Дочитал рукопись Ликстанова ночью, пока не спалось. Впечатление очень плохое. Как я с ним буду писать пьесу? Она пропитана, словно керосином, страхом гнева редакторского. И знание материала, и интересное время — все в романе погибает, как склад продуктов, залитый керосином…».