Евгения, или Тайны французского двора. Том 1

Луазон подошел к воротам и позвонил; колокольчик громко прозвенел в обширном здании, отделявшемся от стены садом. Моментально после этого послышались торопливые шаги, и привратник, старый поверенный доктора, открыл небольшое окошко, проделанное в середине двери. Увидев, что приехал сам доктор Луазон, привратник быстро вложил ключ в большой крепкий замок и отворил дверь, сняв при этом шляпу.

Доктор, улыбаясь, как всегда, поклонился старому тюремщику и пошел по каменным плитам, ведущим к главному входу дома. По обеим сторонам тротуара за высокими деревянными решетками находились сады, в которых по определенным часам должны были прогуливаться сумасшедшие.

Господин Луазон быстро окинул взором своих больных, как бы желая убедиться, все ли в прежнем состоянии. Казалось, все было в порядке. Некоторые из сумасшедших бегали без остановки взад и вперед по дорожкам, заложив руки за спину, другие целыми часами стояли у решеток, скаля зубы и разговаривая сами с собой, наконец, третьи сидели, подобрав под себя ноги на скамейках, боязливо оглядываясь кругом.

С бедными больными, которые находились в этой лечебнице, обращались далеко не гуманно. В самом деле, любой, кто бы ни вошел в этот дом, потерял бы последнюю надежду на выздоровление. Если бы даже он находился только на первой стадии умопомешательства, он потерял бы весь остаток своего разума в этой ужасной обстановке.

Рассказывали, что влияние этих сумасшедших в ежедневных сношениях с ними было так опасно, что не только многие из больничных служителей, не обладавшие особенно крепкими нервами, теряли рассудок, но такое случалось часто и с врачами умалишенных. И мы легко можем найти объяснение этому, если примем во внимание, что душа человека, подобно зеркалу, легко воспринимает образы, а при постоянном повторении способна сродниться с ними.

Доктор Луазон представлял похвальное исключение: он был более чем благоразумен. Прежде чем принять какое-нибудь решение, он долго обдумывал и обсчитывал его не как врач. Он получал большие доходы и в то же время ограждал себя от опасного влияния, производимого сумасшедшими; так что ему нечего было бояться.

Прежде чем мы посмотрим на разных больных в заведении доктора Луазона, в числе которых увидим одного знакомого, мы должны в нескольких словах описать обширный дом, вмещавший в себя лечебное заведение.

Это обширное строение было похоже как снаружи, так и внутри на казарму со множеством маленьких окошек, с низкими коридорами и многочисленными комнатами. Все окна были заделаны железными решетками, так что при взгляде на здание невольно вспоминалась одинокая тюрьма.

Переступивший порог этого заведения должен был потерять навсегда надежду покинуть его, пока милые родственники платили гуманному доктору хорошие деньги за его содержание. Для несчастных был доступен только вход, но не выход, благодаря заботам благочестивого доктора Луазона, написавшего у главного входа крупными буквами: «Господь да благословит твое вступление!»

Покои господина Луазона помещались в нижнем этаже левого флигеля; правая сторона здания предоставлялась служителям и чиновникам, за исключением одного большого зала, который можно было назвать адом по причине ужасных мучений, претерпеваемых в нем несчастными, неиствовствующими в припадках безумия. Смирительные рубашки, железные, прикованные к полу стулья и холодные души, ожидавшие их здесь, — были убийственными. Но организмы умалишенных в большинстве случаев были так закалены и способны к сопротивлению, что не так часто бывали жертвами этого ужасного лечения, в результате чего усмирялись. И это последнее обстоятельство вместе с деньгами, получаемыми за подобное лечение, составляло главное занятие доктора.

Больные гуляли в глухой части запущенного сада. Это были мужчины и женщины, одержимые манией преследования и повсюду видевшие врагов; они не знали покоя, сидели на корточках или боязливо забегали за кусты, пряча свои истощенные лица с большими ввалившимися глазами.

Может, среди них находились и такие, кто до поступления в лечебницу многоуважаемого доктора были совершенно здоровыми, но под влиянием своего горя и помешанных собратьев сами сошли с ума. Некоторые постоянно говорили доктору Луазону о своих наследствах и высчитывали огромные суммы на пальцах, недоверчиво посматривая на каждого, кто к ним приближался. Очевидно, алчные родственники поместили их сюда, чтобы беспрепятственно воспользоваться их капиталами.

В описываемое время в заведении находилась одна дама, которая ходила по дорожке вперед и назад размеренными шагами с зеленой веткой в руках, заменявшей ей веер, постоянно приказывающая своей невидимой свите; она считала себя герцогиней, говорила только о серебряной посуде, о камер-фрейлинах и о своем великолепном салоне.