Евгения, или Тайны французского двора. Том 2

– Хорошо, очень хорошо, – произнес Олимпио, слегка улыбаясь. – И теперь вы чувствуете себя совершенно счастливой?

– Вам уже это известно, Олимпио! Дружба к вам и Долорес, таким прекрасным людям, услаждает мои дни, которые я провожу в уединении!

– Вы уклоняетесь от вопроса, инфанта, говоря о дружбе, за которую я вас благодарю. Но все ли у вас есть для полного безмятежного счастья?

– Я не знаю, как понять вас?

– Ну, черт возьми, вам известно, что я враг всяких уверток и что весьма дурно знаком с дипломатическими хитростями. Скажите мне, решитесь ли вы протянуть вашу руку сыну дона Карлоса и разделить с ним это прекрасное убежище?

Олимпио приподнялся при этих словах и, взяв руку слегка вспыхнувшей инфанты, искренно пожал ее.

– Вы молчите, но я не боюсь, что вы на меня сердитесь, – продолжал он, – так как я пришел к вам прямо, как друг. Скажите прямо «да» или «нет». Я вижу, что вы улыбаетесь, Инесса, и если только я не обманываюсь…

– То вы думаете, что я скажу «да»? Ну, Олимпио, вы знаете, что у меня нет тайн ни от вас, ни от Долорес; итак – да! Только почему сам принц не пришел меня спросить об этом?

– Он там, инфанта, – сказал Олимпио, подводя Инессу к ступеням веранды и кивая подходящему сыну дона Карлоса. ¦ – Я явился к вам только на разведку, остальное принц вам сам скажет. Вы, конечно, знаете, что я всегда был генералом его отца, так что мое теперешнее поручение имеет связь с прежней службой.

– И походит на внезапное нападение, Олимпио, – сказала тихо Инесса, в то время как статный сын дона Карлоса подходил с почтительным поклоном.

– Этим прекрасным союзом еще искупается старый грех отцов. Само небо его хочет, инфанта, а потому я его считаю счастливым!

– Я рада вас видеть, – сказала инфанта сыну дона Карлоса, – и встречаю вас с такой же сердечной лаской, с какой некогда во дворце вашего отца вы встретили дочь Черной Звезды!

– Вы не забыли этого, инфанта?

– Сердце никогда не забывает, принц, того, что несколько разгоняет несчастье и облегчает тяжелые часы!

– Могу ли я способствовать тому, чтобы эти несчастья были забыты навсегда?

– Я думаю, что мне лучше теперь уйти, – произнес Олимпио с легкой улыбкой, радостно сжимая руки обоих стоящих на террасе.

– Почему это? Оставайтесь, Олимпио!

– А потому что, если вы позволите, инфанта, то я сейчас же явлюсь сюда с Долорес и приведу с собой еще гостя, графа Рамиро Теба, которого вы также знаете и который недавно вернулся из Бразилии, посмотреть, как живут те, с которыми он когда-то был знаком. Теперь я надеюсь, что здесь он запасется новыми приятными воспоминаниями. До свидания!

Олимпио оставил инфанту и принца на веранде и быстро возвратился к Долорес и Рамиро, которые забросали его вопросами. В особенности Долорес чрезвычайно интересовалась своей милой Инессой.

Но Олимпио был скрытен.

– Мы увидим, что еще из этого выйдет, – повторял он, пожимая плечами. – Как же можно знать наперед.

– Но ты же мог заметить?

– Что, Долорес?

– Может ли принц надеяться!

– Если он остался на вилле, то… однако я ничего не знаю! Долорес сложила руки и весело запрыгала около Олимпио, который с радостной улыбкой смотрел на свою жену, преобразившуюся от счастья, и наконец сознался, что он также от всего сердца радуется союзу, заключенному на вилле инфанты.

– Не только я, – обратился он к Рамиро, – но также и вы хорошо понимаете, что истинное счастье можно найти только в семье. Счастлив тот, кто, сыскав себе по сердцу человека, ведет с ним покойную, исполненную блаженства жизнь. Что значит блеск, величие, удовлетворенное самолюбие в сравнении с этим истинным безмятежным счастьем, которое чуждо всякого блеска. И Олимпио заключил в свои объятия Долорес.

– Я не знаю, отчего это происходит, – продолжал Олимпио, когда они шли к вилле инфанты, – что мне всегда приходит на ум императрица Евгения, когда я думаю о своем счастье. Любви она никогда не знала и не чувствовала. Борьба за блеск и величие поглотила в ней все другие чувства и совершенно уничтожила их. Мы ясно видим теперь, что корона и трон не всегда дают счастье, ибо счастье, которое чувствует человек, удовлетворив свое самолюбие, бывает часто суетным. Дай Бог, чтобы тяжелые и горькие для нее испытания послужили ей вперед предостережением в том, что из ненасытного желания блеска и могущества, ради которого она жертвовала всем, и из величия выходят только огорчения и опасности.

– Я желаю от всего сердца, чтобы она также нашла себе тихое семейное счастье, – заключила Долорес.

Рамиро молчал, но внутренне соглашался с этими словами, так как и сам заключил мир со всеми.