Эвита. Подлинная жизнь Эвы Перон

Союзники выиграли войну. Нет больше надежды на секретные резервы могущества «Оси». Не приходится ждать помощи от тех, кто только что одержал победу и над которыми прежде без конца глумились. В августе, когда взорвалась бомба над Хиросимой, в Буэнос-Айресе происходят студенческие волнения.

Никому больше не нужна заезженная музыка фаррелей и перонов. Повсюду терпят крах диктаторские режимы. Тирании не могут предложить своим легионам ничего, кроме звериного оскала мучительной смерти.

Перон и Фаррель еще пытаются уверить друг друга, что могут построить свое будущее на этих чудовищных руинах. 16 августа 1945 года президент Фаррель объявляет в стране чрезвычайное положение. Указ позволяет заполнять тюрьмы, сжигать газеты, расстреливать без суда и следствия. Его цель — возродить колдовскую силу власти.

Немецкая клика, прошедшая маршем по оккупированным столицам, кажется, поднялась из могил, чтобы объявиться в Буэнос-Айресе. Люди в касках ритмично бьют в барабаны. Рокот барабанов и топот ног сливаются в леденящие душу звуки, которые обращены, похоже, лишь к стенам. Эта дьявольская музыка СС возвещает о приходе царства страха.

Все партии, начиная от радикалов и кончая коммунистами, решают выступить единым фронтом против диктатуры ГОУ. Система, установленная в Аргентине Гитлером, должна рухнуть, раз сам фюрер лежит под развалинами Берлина и своего бункера.

19 сентября по улицам Буэнос-Айреса прокатилась бурным потоком демонстрация. Полтора миллиона аргентинцев громогласно требуют конституции и свободы. Правительство Фарреля напугано. Военные обращаются к Перону и призывают его к решительным действиям. Армия не хочет лишиться своего ореола, низведенного до уровня смутного тумана, не хочет лепить корону из теста.

Перон под градом тычков, пинков и угроз решается на закрытие университетов. Этим поворотом ключа он надеется остановить разрастающийся поток свободомыслия. Студенты разбегаются по улицам под залпами полиции. Они упрямо требуют свободы, как те быки, что еще сильнее мычат у самых ворот бойни. Конная полиция разгоняет на улицах митинги и демонстрации. Появляются танки. ГОУ показывает зубы. Армия без долгих колебаний открывает огонь по толпе.

В то время как Перон в окружении внушительного полицейского прикрытия выкрикивает перед публикой залежавшиеся нацистские лозунги, Эвита повсюду следует за ним, находится рядом, нащупывая в сумочке гранату. Она обрела свое настоящее призвание. Между губной помадой, пудреницей и расческой — граната. Да, граната, и это не кинематографическая бутафория.

На этот раз Эвита играет с запозданием; она пытается изобразить безумную решимость партизан. Она партизанка, принявшая чью-то сторону? Да, она на стороне одного человека, но движет ею не любовь, а дух завоевания. А гранату Эвита носит с собой, чтобы защищать не столько свою жизнь, сколько свою роль, оказавшуюся в опасности, роль, которую у нее хотят отнять. Ее сердце так долго жаждало этой роли, а вместо нее теперь предлагают жалкий эрзац…

2

События в Аргентине развивались так, будто немцы взяли Лондон, Нью-Йорк, Москву. Неистовство заговорщиков становилось безудержным, поскольку рухнула их мечта. Перон при поддержке ГОУ держался за свой вожделенный пост «гауляйтера» не на волне победы немцев, а под влиянием досады, вызванной поражением, которого они никогда не ожидали и не могли допустить. Ничем Перон так не дорожил, как перспективой вознестись на самый высокий пост, и если звание аргентинского фюрера потеряло престиж, оставалось еще место президента Аргентины. Но, растерявшись под впечатлением гитлеровского отступления, он допустил ошибку. Не следовало занимать пост вице-президента. Статья 77 аргентинской конституции запрещала вице-президенту выставлять свою кандидатуру на высший государственный пост. Необходимо было исправить оплошность как можно быстрее, чтобы заделать первые бреши в системе ГОУ.

Тюрьмы Буэнос-Айреса были переполнены. Полиция применяла пытки. Улицы находились под надзором ГОУ. Международное мнение не реагировало на «восстание микробов» в Буэнос-Айресе. Европа собиралась с силами, окидывая взором свои собственные развалины, а у тех, кто выходил из войны, не было ни времени, ни желания откликнуться на конвульсии диктатуры в Аргентине.

Эвита жалась к своему полковнику. Сподвижники считали эту женщину всего лишь временной спутницей Хуана Перона. Высокие военные чины сделали вывод, что с Эвитой можно не считаться, поскольку Перон не женился на ней. Эва Дуарте казалась им не личностью, а запоздалым мимолетным увлечением полковника.