Эвита. Женщина с хлыстом

Та роль, которую Эва играла во время предвыборной кампании и которую продолжала еще некоторое время исполнять на публике, показывала, что она не собирается играть вторую скрипку ни для кого, даже для Перона, – еще одно подтверждение того, как глубоко Эва понимала мужчин, в частности аргентинских мужчин. Она избрала образ преданной жены, подчиняющейся своему мужу; говорила о себе как о «самой смиренной из трудящихся женщин» и заявляла о своей «вере, покорности и благоговении перед его идеалами». Трудно было найти кого-либо столь же покорного и благоговеющего!

«Я, – провозглашала она, – всего лишь самая скромная из сотрудников этого изумительного идеалиста, генерала Перона; я – не более чем женщина, которая работает и пытается помогать выдающемуся патриоту, который олицетворяет собой великое будущее нашей нации…»

Эва исполняла эту роль с такой энергией и энтузиазмом, что трудно поверить, чтобы она делала это без тени искренности. Возможно, в ее отношении к Перону действительно присутствовало некое чувство товарищества; но нет сомнений, если бы его карьера стала для нее скорее препятствием, чем подмогой, она бы, ни секунды не раздумывая, отреклась от него. Эва достигла самого высокого положения, доступного женщине в Аргентине, но добилась этого и удерживала позиции лишь благодаря успехам своего мужа. Какие бы амбиции она ни вынашивала, она не могла позволить себе обнаружить их даже и намеком – без риска лишиться и того, что имела. Наверное, она не говорила о своих желаниях и самому Перону. В обществе, созданном мужчинами, женщина не допускалась к власти, и ей приходилось работать под прикрытием собственного мужа и делать вид, что она трудится лишь ради достижения его целей. Но, поскольку ее власть возрастала пропорционально его власти, ей было не так уж трудно изображать нерушимую преданность.

Однако более чем возможно, что, пользуясь своим драматическим талантом, она вполне убедила себя в собственной искренности, поскольку мастерство актера основано на умении убеждать самого себя. Эва исполняла любую роль с величайшей самоотверженностью, самозабвенно, с полной неспособностью взглянуть на себя со стороны. Своим успехом она во многом обязана этому недостатку критичности; она никогда не боялась показаться смешной, не замечала своих недостатков и потому не сомневалась, что может сыграть все, что захочет. Каждую роль она играла с полной самоотдачей и умела быть чрезвычайно убедительной, изображая девочку-хозяйку, которая старательно выводит адрес президентской резиденции, чтобы ее гостья, жена посла, не забывала писать ей, и в том, как в изумлении касалась кончика носа – этакий мальчишеский жест, – допуская ошибку, или бежала вверх по лестнице с отрезом шелка, который принесла в подарок своей подруге. И столь же достоверно она выглядела в роли молодой деловой женщины, спешащей на собрание – банкиров ли, репортеров или представителей профсоюзов, – в сопровождении толпы секретарей, которым она покрикивает: «Вперед, мальчики! Торопитесь, быстрее, быстрее!» Или же в роли заботливой жены, укутывающей пледом плечи своего знаменитого мужа, на двадцать лет старше ее, чтобы его не продуло на сквозняке.

Выбор образа целиком и полностью зависел от аудитории, но каждый образ вбирал в себя всю ее личность. Даже там, где она переигрывала и разоблачала свою неискренность, Эва, вполне возможно, не была абсолютно и сознательно нечестной. Практически в каждой публичной речи, а в те дни она говорила всегда и везде, где только предоставлялся случай, она давала врагам очередной повод насмехаться над ее мелодрамами.

«Потому что я тоже, – визжала она почти в истерике, – как наши товарищи-рабочие, способна умереть и в последнее мгновение жизни прокричать наш боевой клич, клич спасения: «Моя жизнь – за Перона!»

«Вступая в партию, – кричала она с надломом в хриплом голосе, – я готова отдать все, потому что в нашей стране есть бедные и несчастные, больные и лишенные надежды. Моя душа это знает. Мое тело это чувствует. Я вкладываю свою душу в душу моей страны. Я отдаю всю энергию своего тела, чтобы она, как мост, протянулась ко всеобщему счастью. Мы пройдем по нему твердой поступью, с высоко поднятыми головами – к высшей судьбе нашей новой родины. Ни усталость, ни торопливость, ни жертвы не имеют значения, когда вы пытаетесь положить конец усталости и страданиям, которые сковывают жизненные силы народа».