Эвита. Женщина с хлыстом

Абсурдно неуместная меблировка зданий, которые фонд понастроил по всему городу, не продуманные заявления Эвы, не подкрепленные конкретными разработками, противоречивость и нелепость ее претензий – все это вызывало шквал обвинений со стороны оппозиции. В 1948 году Эва заявила, что только за один этот год намерена открыть тысячу больниц. На церемонии в 1951 году, где она символически передавала руководство работой фонда Перону, разумеется не теряя ни на йоту своей власти, список учреждений фонда насчитывал 12 больниц, 4 дома престарелых, 9 школ, не считая 150 школ и 200 продуктовых магазинов в столице; она не объяснила, включает ли этот список все, что выстроил фонд, или же это были лишь заведения, построенные в 1951 году, но в любом случае мало общего между этим списком и ее хвастливыми речами в 1948 году или ее обещаниями на 1952 год, когда, как она говорила, фонд собирался выстроить «два больших университетских городка», 825 школ и 6000 продуктовых магазинов. В клинике директор, главврач и прочие официальные лица наперебой сообщали посетителям, что тридцать пять, шестьдесят или восемьдесят подобных больниц сейчас спроектированы и что три, семь или больше уже строятся.

Любопытный и, вероятно, показательный случай произошел с одним из посетителей. В прошлом в Буэнос-Айресе не хватало квалифицированных медицинских сестер – исключение составляли британские, американские и немецкие больницы, а в провинции их вообще практически не было; их обязанности частично брали на себя монахини, а в одиночных палатах обычно ставили еще одну кровать, чтобы мать, жена или сестра ухаживали за больным и присматривали за больничным персоналом, который не вызывал особого доверия; порой в палате собиралась вся семья, толпившаяся вокруг кровати пациента и закармливавшая его всеми деликатесами, которые запретил доктор. Зная об этом, посетитель спросил главврача в клинике, где они найдут за такой короткий срок опытных медсестер, чтобы обслуживать восемь, или семь, или хотя бы три других больницы. Главврач бойко ответила, что фонд также открыл в городе школу, где обучается тысяча медсестер. Через несколько дней гостю собирались показать школу для медсестер, о которой говорила главврач, но, к сожалению, произошла какая-то неувязка, и взволнованная директриса наотрез отказалась впустить посетителей, добавив, что в здании ведется реконструкция и сейчас здесь никто не учится. «А где же, – спросил посетитель, – все те медсестры, которых готовят для новых больниц?»

«О, всех их обучают в клинике президента Перона», – последовал ответ.

И в самом деле, на официальных демонстрациях сотни очаровательных, неизвестно откуда взявшихся медсестер, все с накрашенными губами и отполированными ногтями, бодро маршировали мимо Каса Росада; но где они получили медицинское образование, оставалось тайной.

Эва утверждала, что любой нуждающийся, независимо от своей национальности или убеждений, имеет право на помощь фонда. Трудно поверить в то, что это определение включало в себя сторонников иных политических убеждений, поскольку критика в адрес Эвы, которая расценивалась как критика в адрес Перона, наказывалась тюремным заключением. Самый больной и нуждающийся рабочий, крикни он «Долой Перона!», быстренько оказывался в тюрьме Девото, а не в клинике президента Перона. Но и самый верный перонист не обязательно приобщался к роскоши. Нетрудно поверить, что детей на выставку в детском саду приводили из домов преуспевающих перонистов, и таких, чтобы не были слишком любопытны. В общежитии для работающих девушек как минимум один раз размещали почетных иностранных гостей, более комфортабельно их не могли бы устроить и в самом лучшем отеле. Позже один из этажей в клинике президента Перона полностью отдали Эве Перон, которая, вероятно, стала первой пациенткой этого заведения.

Невзирая на перонистское хвастовство, что все рабочие люди в новой Аргентине Перона равны, пригороды-трущобы, окружавшие Буэнос-Айрес, которые привели бы в ужас даже жителей самых отсталых стран в мире, не увидели никаких перемен. Один из них располагался в Авелланеде, не так далеко от клиники. Лачуги из жести и гофрированного железа сгрудились на клочке голой земли; здесь не было ни водопровода, ни электричества, ни канализации, и только узкие грязные проулки отделяли один ряд хижин от следующего. Здесь жили бедняки, в основном приехавшие с севера с мечтой о сказочном городском изобилии; женщины зарабатывали проституцией, а мужчины – частенько грабежом и воровством. Не стоило появляться здесь после наступления сумерек.