Эвита. Женщина с хлыстом

Чтобы оценить степень того влияния, которое приобрела Эва в Южной Америке благодаря фонду, понадобились бы ресурсы Госдепартамента, и остается только предполагать, с какой выгодой Перон использовал это влияние для своих внешнеполитических целей. Но небывалая популярность, которую снискал ей фонд на родине, порой ужасала. Ни одна сфера жизни в Аргентине не была свободна от влияния фонда, и образ Эвы Перон в глазах общества нераздельно связывался с ним. В 1948 году в городе появились плакаты размером с фасад дома с портретом Эвы, обнимающей двух широко улыбающихся детей и подписью:

МАРИЯ ЭВА ДУАРТЕ ДЕ ПЕРОН

ПРИНОСИТ СЧАСТЬЕ

ВО ВСЕ ДОМА АРГЕНТИНЦЕВ —

ПОДДЕРЖИМ ЕЕ!

Это был первый из тысячи подобных призывов. Вся перонистская пресса практически ежедневно печатала рассказы о семьях, оставшихся без крова из-за наводнения и получивших помощь от Фонда Эвы Перон, о рабочем, повредившем руку и приехавшем в город на лечение, о празднике для детей – и все это благодаря милости Эвы Перон.

Аргентинцы всегда любили спорт, и Эва с Пероном постоянно ходили на боксерские турниры и футбольные матчи. Любой спортсмен или команда, выигравшие на каких-либо зарубежных соревнованиях, посылали телеграмму, посвящая свою победу Эве и Перону. Когда аргентинец победил в олимпийском марафоне в Англии, Фонд Эвы Перон подарил ему по возвращении новый, целиком обставленный дом. В 1950 году Фонд Эвы Перон организовал чемпионат национальной футбольной лиги, и на открытии, которое проходило на гигантском стадионе Ривер-Плейт, присутствовали Пероны в окружении министров и провинциальных губернаторов, которые приветствовали с таким энтузиазмом, словно это была принцесса, открывающая рыцарский турнир.

Но сама суть деятельности фонда, пожалуй, становилась ясна на складе, который был выстроен Медицинским центром для больницы, а позже присвоен Эвой. В то время когда в магазинах Буэнос-Айреса продукты стали дорожать, а цена одежды взлетела настолько, что рубашка теперь стоила столько же, сколько пять лет назад стоил целый костюм, сшитый на заказ, на складе Эвы шесть этажей были забиты десятками тысяч курток, платьев, ботинок, свитеров, игрушек, алюминиевой посудой и, кроме всего прочего, книгами. Товары были насколько возможно плотно сложены в кучи, от пола до потолка, между которыми оставались проходы, где с трудом могли разойтись два человека. В середине 1951 года там хранилось сто пятьдесят тысяч пар хороших кожаных ботинок – не alpargatas на веревочной подошве, которые носили все в Аргентине, но прекрасных кожаных ботинок из тех, которые рабочие, если им удавалось приобрести их, носили только по воскресеньям. Там было пятьдесят тысяч мальчиковых рубашек и такое же количество пиджаков, ветровок, рабочих комбинезонов, жилеток и брюк. Здесь были соломенные шляпы для мужчин и набивные платья для женщин всех фасонов; пальто разных фасонов и цветов из превосходного материала; комплекты для новорожденных и наряды для первого причастия, каждый из которых стоил сотню песо – около двадцати долларов в те дни губительного падения национальной валюты. Были трехколесные и двухколесные велосипеды и отличные педальные автомобили; куклы – таким выбором не мог похвастаться ни один магазин города; только в одной куче оказалось двадцать тысяч кукол, а таких куч насчитывалось три или четыре. По странной случайности там обнаружилось и несколько сотен портретов Эвы на каждом этаже, ее головка красовалась на дверных панелях, портреты большего размера помещались на стенах на некотором расстоянии друг от друга и на всех шести гранях японских фонариков, свешивавшихся с потолка. Объяснялось, что все это собрали здесь для того, чтобы рассылать их в бедные дома по всей стране, и что отправка одежды для семьи из четырех человек стоит примерно две тысячи песо, не говоря уже о таких крупных предметах, как набор алюминиевой кухонной посуды, велосипед или швейная машина, которые добавлялись к подарку. Кое-где лежали кипы одежды, готовые к отправке, но не нашлось никаких подтверждений того, что двадцать пять тысяч пар ботинок распределяются здесь каждый месяц.