Евнухи в Византии

Еще один случай, заслуживающий изучения, – одна из четырех миниатюр, включенных в рукопись с гомилиями Иоанна Златоуста XI века (Paris. Coislin 79), изготовленную для преподнесения императору[948]. На четырех миниатюрах изображены император с императрицей Марией Аланской, император с придворными, император в окружении Иоанна Златоуста и архангела Михаила, император с монахом Саввой. Эти миниатюры имеют довольно сложную историю. Вероятно, рукопись первоначально была изготовлена для императора Михаила VII Дуки, и к этому времени относятся первые три ее миниатюры. Однако затем рукопись была переделана для императора Никифора III Вотаниата, с добавлением на этом этапе изображения императора и монаха Саввы. Это привело к изменению образов императора: Дука стал Вотаниатом. Впрочем, нам нет нужды задерживаться на этих подробностях. Что действительно интересно для настоящей темы, так это данное Думитреску определение данной рукописи – une afaire d’eunuques[949]. Вдобавок к тому, что первоначальным ее заказчиком, возможно, был евнух Иоанн Сидский, Думитреску утверждает, что три из четырех миниатюр содержат изображения евнухов. На изображении императора с четырьмя придворными самый привилегированный сановник, стоящий по правую руку от него, может быть идентифицирован как евнух: он безбород, а в надписи назван протопроэдром и протовестиарием[950]; его одежда также выделяет его среди других придворных. Преподобный Савва тоже изображен с гладким лицом, так что и его можно принять за евнуха[951]. Изображение, которое вызывает наибольшие дискуссии относительно самоидентификации евнухов, – это миниатюра с императором и Иоанном Златоустом справа от него и архангелом Михаилом слева: Златоуст читает свои гомилии императору. Однако на миниатюре присутствует еще один человек: у ног императора, слева от него, распростерта маленькая фигурка мужчины. По одежде он похож на монаха, но представлен безбородым, так что его можно считать евнухом. Надпись, сопровождающая это изображение, указывает на то, что он был γραφεύς этой рукописи, что обычно понимается как обозначение художника-миниатюриста, хотя данный термин может обозначать и писца. В тексте надписи архангел ходатайствует за этого γραφεύς, прося вместе с Златоустом, чтобы император выказал ему благосклонность и поддержку. Связь между ангелом и γραφεύς очень ясно подчеркнута и изображением: первый не только говорит от имени второго, но и указывает на него обращенной вниз рукою, так как оба они расположены слева от императора. Тот факт, что γραφεύς находится слева, кажется весьма значимым, так как просители обычно помещаются по правую руку от главных персонажей, чтобы занять более почетное положение[952], – похоже, что γραφεύς был намеренно помещен здесь слева, чтобы подчеркнуть его связь с ангелом. Если γραφεύς действительно был евнухом, то выбор ангела в качестве его главного заступника имеет особое значение, ведь ангелы, как замечает Думитреску, в некотором смысле были покровителями евнухов[953]. Как уже было показано в настоящей главе, в византийском обществе определенно проводилась четкая параллель между евнухами и ангелами. Можно предположить, что γραφεύς использовал эту параллель в своих интересах (любовь русских скопцов к образам архангела Михаила, возможно, свидетельствует о подобной же стратегии) Несмотря на скромный масштаб визуальной саморепрезентации, γραφεύς обладал достаточной властью, чтобы представить архангела Михаила говорящим от его имени. В отличие от изображения препозита и сакеллария Льва, образ γραφεύς делает достоинством его ненормальный физический облик. Такой месседж могло оценить всё византийское общество. В свете этого случая, возможно, покажется важным, что Лимбургская ставротека, связанная преимущественно с Василием Лакапином, была украшена изображениями ангелов[954], – Пенчева утверждает, что «Василий видел себя среди этих небесных ангельских стражей»[955].