Чтобы увидеть, как Иисус недвусмысленно распространяет требование любви за пределы Израиля, обратимся к Евангелию от Луки. Определив, что принцип «люби ближнего своего» лежит в основе иудейского закона, Иисуса спрашивают: «А кто мой ближний?» Он отвечает рассказом о человеке из Иерусалима, которого избили и бросили на дороге. Священник и левит из Иуды прошли мимо, не оказав помощи, а потом прошел самарянин, сжалился над избитым и позаботился о нем. (Самария входила в состав северного царства Древнего Израиля, но после череды имперских завоеваний иудаизм там не привился, поэтому для жителей Иуды самаряне оставались чужеземцами.) Иисус говорит: «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?» Его слушатель отвечает: «Оказавший ему милость». И слышит от Иисуса: «Иди, и ты поступай так же»
[765].Эта притча о добром самарянине — одна из обязательных составляющих учебного плана воскресных школ по вполне понятным причинам: в ней недвусмысленно говорится о любви, для которой не существует этнических границ. Однако в ранних источниках этой притчи нет: ни в Евангелии от Марка, ни в источнике Q. Значит, маловероятно, что эти слова принадлежали историческому Иисусу, особенно потому, что они противоречат
«Израилецентрический» характер приближающегося Царства Божьего отражен повсюду в Новом Завете. Вы никогда не задумывались, почему апостолов было двенадцать? У Матфея и Луки Иисус говорит, что как только Царство Божье настанет, каждый ученик будет править одним из двенадцати колен восстановленного Израиля. И поскольку они воссядут вместе с правителем этого царства, предположительно Иисусом или другим помазанником, если не самим Яхве, это указывает на выдающуюся роль Израиля в положении вещей; предполагается, что «Царство Божье» также является «Царством Израиля»
[767]. И действительно, в Книге Деяний апостолы спрашивают Иисуса: «Не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» [768]Этот разговор, заведенный после воскресения, вряд ли происходил на самом деле. Смысл в том, что автор Деяний (также автор Евангелия от Луки), наверняка опирался на местные предания о служении Иисуса и рассудил, что апостолы могли бы задать такой вопрос. Более того, Иисус не пользуется возможностью и не поправляет их с нарастающим универсализмом: «Это не об Израиле». Он, похоже, согласен с тем, что близится царство Израиля, и дает пояснение лишь к вопросу о времени: «Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти»
[769].В чем же новизна?
Иисуса часто называют радикалом и революционером, а наша попытка составить приблизительное представление об «историческом Иисусе» свидетельствует о том, что во многих отношениях он выглядел традиционно.
В первую очередь он, как утверждал Альберт Швейцер в книге «В поисках исторического Иисуса» (1906), пророк апокалипсиса
[770]. А также прямой наследник ранних еврейских апокалиптических пророков, а именно — Второисайи. «Царство Божье» Иисуса хотя и упоминается Матфеем как «Царство Небесное», представляет собой царство, которое во Второсайе ждали прямо на земле. И подобно царству Исайи, в его центре окажется не просто Бог Израиля, а сам Израиль. Э. П. Сандерс, выдающийся знаток раннего христианства, писал: «Надежда Иисуса на царство совпадает с давними, глубоко пустившими корни надеждами в среде евреев, которые продолжали ждать, что Бог искупит свой народ и создаст новое царство, в котором Израиль будет занимать надежное мирное положение, а язычники — служить Богу Израиля. Иисус вынашивал традиционные мысли об Израиле и Боге: Бог избрал весь Израиль и когда-нибудь искупит весь народ» [771].Ничего нового не было и в заступничестве за бедных и слабых. Библейские пророки делали это как минимум со времен Амоса и Первоисайи, то есть более чем за семь веков до Иисуса. Они сетовали, что угнетение бессильных — один из признаков нарушения Израилем воли Яхве.