Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки

Иначе говоря, им недоставало братолюбия. Поэтому Павел уделяет особое внимание этому вопросу в 1 Кор, особенно в главе 13 («главе любви», той самой, которую читают во время свадебных церемоний). В таком контексте язык данной главы приобретает совершенно новый смысловой оттенок. Имея в виду нарушение богослужений теми, кто начинал «говорить языками», Павел пишет: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий». А утверждая, что «любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует», он отчитывает коринфян, пользующихся своими талантами — будь то говорение языками, дар пророчества или даже великодушие — напоказ, ради соперничества.

Павел не доходит до того, что запрещает говорение языками. Однако он подчеркивает, что обращение к братьям на языке, которого они не могут понять, — это не акт любви, в то время как разумная речь — это «людям в назидание, увещание и утешение». В соответствии с этими словами он дает ряд рекомендаций. Никому не следует говорить языками, если рядом нет кого-нибудь, кто мог бы служить переводчиком, и даже в этом случае говорящие должны быть немногочисленными и придерживающимися порядка: «Если кто говорит на незнакомом языке, говорите двое, или много трое, и то порознь». С другой стороны, в пророчествовании нет ничего плохого, так как оно понятно и может послужить окружающим. (Но разве не могли люди воспользоваться своим пророческим даром, чтобы поставить под сомнение власть Павла? Не беспокойтесь, Павел и это предусмотрел: «Если кто почитает себя пророком или духовным, тот да разумеет, что я пишу вам, ибо это заповеди Господни. А кто не разумеет, пусть не разумеет». [789])

Красота «братолюбия» не просто должна была сплотить христианские собрания. Обращение к знакомым чувствам позволяло Павлу утвердить свою власть за счет соперников. Разве основание семьи коринфских христиан — их заслуга? Он объясняет коринфянам, что пишет «вразумляя вас, как возлюбленных детей моих… ибо я родил вас во Христе Иисусе благовествованием. Посему умоляю вас: подражайте мне» [790].

Если бы Павел остался среди коринфян, он мог бы одним своим присутствием обеспечить единство собрания и ему не понадобилось бы проповедовать о потребности всех братьев быть единым «телом Христовым» [791]. Но поскольку Павел считал своим долгом идти дальше и основывать церкви по всей империи, ему приходилось насаждать братолюбие как регулирующую ценность и усердно взращивать его. В случае 1 Кор 13 результатом стало одно из прекраснейших литературных произведений западной цивилизации — разве что, пожалуй, более прекрасное вне контекста, чем в нем.

Любовь, пересекающая границы

Таким образом, с точки зрения честолюбивого раннехристианского проповедника, учение о братской любви имело как минимум два преимущества. Во-первых, братские узы придали притягательность церквам и обеспечили семейным теплом тех, кому его недоставало в период урбанизации и переселений. Как пишет Илейн Пейджелс, «с самого начала тем, что привлекало посторонних в христианские собрания… было наличие группы, которую объединяющая духовная сила превращала в большую семью» [792]. (Несомненно, Павел хотел, чтобы его церкви выглядели притягательно. В 1 Кор он спрашивает: «Если вся церковь сойдется вместе и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнающие или неверующие, — то не скажут ли, что вы беснуетесь?») [793]. Во-вторых, учение о братской любви стало формой дистанционного управления, инструментом, которым Павел мог пользоваться издалека, добиваясь сплоченности собрания.

Строго говоря, этот акцент на братских чувствах не всегда подразумевал акцент на межнациональномбратстве. Насколько нам известно, некоторые из этих ранних собраний не были этнически разнообразными, поэтому для сплочения отдельных церквей не требовалось преодолевать этнические границы. Так откуда же взялась эта подразумеваемая в христианстве братская любовь?

Отчасти ответ в следующем: выход за этнические рамки был встроен в представления Павла о возложенной на него божественной миссии. Ему предстояло стать апостолом язычников, предстояло нести спасительную благодать еврейского мессии, Иисуса Христа, за пределами еврейского мира. У истоков своих стремлений Павел переходит мост, переправой через который он известен, и произносит, что нет уже «ни иудея, ни грека», ибо все они вправе рассчитывать на спасение Божье.