Эволюция бога. Бог глазами Библии, Корана и науки

Это еще не значит, что история сопровождается простым линейным прогрессом, что с каждым столетием люди становятся менее этноцентрическими и менее злопамятными, зато более толерантными и миролюбивыми. Многие великие нравственные озарения I тысячелетия до н. э. чтили вплоть до нынешних времен только на словах. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить о зверствах минувшего века. Более того, неясно, улучшится ли наш нравственный облик, сумеет ли человечество мудро отреагировать на обширную сеть взаимозависимости, возникающую при глобализации общества. Все, что делает Логос, — создает ситуации, в которых все более широкие круги нравственной инклюзии приобретают рациональный смысл; в остальном дело за нами, и мы часто терпим в нем фиаско. Тем не менее не может быть сомнений в том, что с момента возникновения цивилизации был достигнут явный прогресс в нравственных учениях. Один из всплесков этого прогресса произошел в I тысячелетии до н. э.

Почему? Почему именно в I тысячелетии до н. э. эти озарения внезапно повсюду нашли плодородную почву? Какие воплощения Логоса способствовали продвижению человечества вперед?

Несомненно, это тысячелетие великих материальных перемен[716]. В Китае, Индии и на Ближнем Востоке появились монеты[717]. Разрасталась сеть торговых путей, пересекая политические границы. Как отмечал историк Уильям Макнил, в этом тысячелетии рынки вытеснили экономику, контролируемую государством[718]. Соответственно и города стали большими, полными жизни, и во многих случаях этнически более разнообразными.

Все это привело по меньшей мере к трем следствиям.

Во-первых, расширение экономических связей означало больше отношений с ненулевой суммой между людьми разной этнической и даже государственной принадлежности. Значит, больше людей видело личный интерес в сохранении благосостояния тех, кто в том или ином отношении не был похож на них. Может, эгоизм и не предписывал любить их, но подкреплял логикой старание не проявлять к ним ненависти.

Во-вторых, все больше людей оказывалось в окружении, радикально отличающемся от «предназначенного» для людей естественным отбором. Эмоции, которые успешно функционировали в окружении, унаследованном от предков, теперь приобрели сомнительную ценность. В поселении охотников-собирателей мстительный гнев способен помочь людям защитить свои интересы, но когда он закипает в том, кого подрезал другой автомобиль, этот гнев может лишь повысить риск ишемической болезни сердца. Конечно, в Древней Индии, Китае или Египте не было автомобилей, но поскольку закон и политика пришли на смену мщению как гаранты общественного порядка, гнев и ненависть отчасти утратили свою практичность, постепенно становились все более бесполезными, если не вредными с точки зрения и отдельно взятого человека, и общества. Уже во II тысячелетии до н. э. в одном египетском нравственном наставлении читателя предостерегали: поскольку «волнение распространяется, как огонь в сене», следует «держать себя в руках рядом с вспыльчивыми людьми» и ни в коем случае не «подстрекать их словами… Если оставить их в покое, им ответят боги»[719]. Ненависть была уже не столь яростной, как прежде.

В-третьих, поскольку в контакт с другими людьми вступало все больше народу, происходил активный взаимный обмен идеями — в том числе, как справляться с описанными выше переменами первого и второго рода. Если подавление ненависти, распространение симпатии и проявление человеколюбия оказывались выгодными средствами самосовершенствования, они быстро распространялись по густой интеллектуальной сети. Именно в толпе, согласно Книге Притчей, Премудрость действует успешнее всего. «Премудрость возглашает на улице, на площадях возвышает голос свой, в главных местах собраний проповедует, при входах в городские ворота говорит речь свою». Сводя и сталкивая людей, техника и технология создают новые проблемы и распространяют решения, зачастую в итоге самосовершенствование отождествляется с добродетелью. «Она становится на возвышенных местах, при дороге, на распутиях… Научитесь, неразумные, благоразумию… Все слова уст моих справедливы»[720].

Путешествие

Если можно так выразиться, мы описали полный круг. Несколькими главами ранее мы начали с Яхве, изначально вписанного в политеистический контекст и окруженного мифологическими фигурами (например, Язвой и Чумой). Все это указывает на «примитивные» истоки израильской религии. Но под конец одна из туманных мифологических фигур Библии, Премудрость, оказывается важным звеном, связующим с довольно современной и даже убедительной теологией, общие очертания которой наметил Филон, а внутреннюю динамику продемонстрировал при создании учения о межрелигиозной толерантности.