Эволюция бога. Бог глазами Библии, Корана и науки

Для того чтобы считаться мессией, не обязательно быть царем. В Еврейской Библии божьими помазанниками порой называли первосвященников и даже пророков[733]. Эти различия нашли отражение в апокалиптической мысли времен Иисуса. Согласно Кумранским рукописям (Свиткам Мертвого моря), оставленным религиозной общиной, поселившейся близ Мертвого моря более чем за век до рождения Иисуса, кульминационную битву добра со злом возглавят две фигуры, подобных мессии, священник и князь[734]. И даже если в роли мессии выступал сам царь, триумф ему доставался не обязательно в результате применения одной только военной силы. В Соломоновой Псалтири, написанной за десятки лет до рождения Иисуса, говорится о царе-мессии, который «погубит беззаконных словами уст своих»[735].

Тем не менее у всех ожидаемых мессий эпохи Иисуса было нечто общее: им предстояло содействовать кульминационному триумфу над злом, осуществляя руководство здесь, на земле, а это означало в первую очередь то, что они не умирали, не дождавшись этого триумфа[736]. Таким образом, согласно господствующей логике, смерть Иисуса должна была стать сокрушительным ударом для всех его приверженцев, утверждающих, что Иисус и есть Мессия.

Опять-таки, согласно господствующей логике, смерть царя Иосии в конце VII века, наряду с последовавшей катастрофой для Иуды, должна была стать доводом в пользу политеистов и пророчеством конца для монолатрии, не говоря уже о монотеизме. Однако движение «только Яхве» показало себя с творческой стороны, как и движение приверженцев Иисуса в дальнейшем[737]. «Яхвисты» Иуды нашли способ превратить беду в символ вселенского могущества Бога, а последователи Иисуса — превратить гибель в символ вселенской любви Божьей.

Как они этого добились? Зачем сделали это? Отвечая на эти вопросы, полезно принять во внимание то, что этот теологический маневр «есть лимоны — делай лимонад» — не единственная черта, объединяющая зачаточное христианство с зачаточным монотеизмом Иуды. Кроме того, в обоих случаях последующим писаниям было свойственно заметать следы теологов — напоминать о прошлом так, чтобы завуалировать действительную эволюцию учения. Более поздние монотеистические авторы и редакторы Еврейской Библии, излагая историю Израиля, создавали иллюзию исконного израильского монотеизма, называя всех богов, кроме Яхве, чужеземными, независимо от того, были ли они таковыми на самом деле. Авторы Нового Завета, излагая историю жизни Иисуса, создавали иллюзию, что убеждения, возникшие после казни на кресте, на самом деле были точно такими же, как существовавшие до этой казни. Христианству, которое развивалось десятилетиями и веками после смерти Иисуса, — тому самому христианству, естественным ядром которого было распятие, — придали вид непосредственного продолжения слов и деяний самого Иисуса. В некоторых случаях его слова и поступки для этой цели пришлось исказить.

АВТОРЫ НОВОГО ЗАВЕТА, ИЗЛАГАЯ ИСТОРИЮ ЖИЗНИ ИИСУСА, СОЗДАВАЛИ ИЛЛЮЗИЮ, ЧТО УБЕЖДЕНИЯ, ВОЗНИКШИЕ ПОСЛЕ КАЗНИ НА КРЕСТЕ, НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛИ ТОЧНО ТАКИМИ ЖЕ, КАК СУЩЕСТВОВАВШИЕ ДО ЭТОЙ КАЗНИ

И в том, и в другом случае это не означало разгула осознанной нечестности. Поскольку истории передавались из уст в уста, от одного человека к другому, преобладающая нечестность могла обрести форму и без осознанных попыток ввести в заблуждение. Представьте себе приверженцев распятого Иисуса, которые пытались привлечь внимание потенциальных новообращенных и были так тверды в вере, что допускали приукрашивание и сами верили в него.

Так или иначе, для наших нынешних целей честность авторов Библии неважна. Домашнее задание заключается скорее в том, чтобы понять: при расшифровке процесса христианской революции надлежит подходить к Новому Завету с той же перспективой, что и к Ветхому Завету, Еврейской Библии. Следует помнить, что библейские повествования отражают не только времена, когда происходили описанные события, но и времена, когда эти повествования обретали связность. Не упуская из виду это обстоятельство, мы можем понять, как именно казнь на кресте, событие, которое теоретически должно было покрыть предполагаемого мессию несмываемым позором, в конце концов превратило его в символ вселенской любви.

Разумеется, это потребует некоторых усилий, ибо реальный, «исторический» Иисус, вообще не делал акцентов на вселенской любви. По крайней мере, именно об этом убедительно свидетельствует пристальный и критический взгляд на Писание.

РЕАЛЬНЫЙ, «ИСТОРИЧЕСКИЙ» ИИСУС, НЕ ДЕЛАЛ АКЦЕНТОВ НА ВСЕЛЕНСКОЙ ЛЮБВИ

«Исторический Иисус»