Эволюция человечества

— Вот, пей скорее. А я пока вытру твои волосы. А то ты мне весь стол закапаешь, — беззлобно подшутила Нора и достала из ящика полотенце. Я уже ничему не противился. Только одна мысль, застряв на повторе, не отпускала мозг. Она не знает, что я старик. Я слишком молодо выгляжу, и этот юный цветок не видит моей древней души. Думает, мы сверстники. Разве могу я так обманывать её?

— Нора, — тихо произнёс я, чувствуя, как тонкие пальцы сквозь ткань ворошат мне волосы. Будь я ещё человеком с сердцем, наверняка выжидал бы, боялся открыться, быть отвергнутым. Но я был таким, каким был, и сообщал правду без промедления. — Я гораздо старше чем кажусь. Не смотри на то, что выгляжу как твой ровесник. Я спустил всю душу на продление жизни, и теперь слишком стар и пуст для дружбы с такой, как ты.

Её ладони на мгновение остановились, и я замер в ожидании эмоций. Обиды, злости, раздражения. Любых эмоций. Мгновение ничего не происходило. И вот, когда я уже приготовился к вспышке чувств, вдруг послышался тихий, мягкий смех. Нора смеялась. Я непонимающе обернулся и встретился взглядом с её голубыми глазами.

— Я это знала с самого начала, — просто сказала она и, увидев немой вопрос в моих глазах, пояснила: — Тебя выдаёт взгляд. Его не скроешь.

— Значит, ты знала? — переспросил я. Это показалось мне странным. — Но зачем тогда позвала к себе?

— Хотела помочь, — пожала плечами Нора. — Ты был таким потерянным. Кроме того, — она слабо усмехнулась, — я тоже выгляжу моложе своих лет.

Я приподнял брови, не зная, как на это реагировать. Этого не могло быть. Слишком много в моей новой знакомой было жизни, слишком много тепла. Может, только начала?

— Ты хочешь сказать, что… — уточнил я.

— Да, — перебила меня Нора. — Я продлеваю жизнь уже очень давно. Поэтому, думаю, мы всё же ровесники.

Я недоверчиво всмотрелся в двадцатипятилетнее лицо и впервые за долгое время ощутил что-то, отдалённо напоминающее удивление. Отголосок чувства кольнул грудь неприятной резью. Опасно.

— Но как ты сумела, удаляя эмоции, остаться такой?

Нора загадочно улыбнулась и снова взялась за мои волосы. Теперь её голос доносился из-за спины, и казалось, что от девушки остался только он и нежные пальцы.

— Я знала, что оставлять напоследок, — легко пояснила невидимая Нора. — Этим и живу. Последней сильнейшей эмоцией. Итак, — она отняла руки, чтобы хлопнуть в ладоши, — открываем карты?

Я кивнул. Так знакомились все долгожители. И всё-таки в этот раз всё было иначе. По-другому.

— 217, — отрывисто, словно бросаясь в воду со скалы, назвал я свой возраст.

— 194, — прозвучало за спиной эхом.

Так мы и познакомились.

— Человечество эволюционировало. Это признано всеми странами. Мы научились жить долго, дольше, чем когда либо, справляться с любыми болезнями. Рождаемость упала, потому что люди занимаются саморазвитием, а не любовью, но с рождаемостью упала и смертность. Наступила эпоха гармонии, и длится она уже третье столетие. Люди живут долго, комфортно, безбедно, успевая всё, что им хочется, и уходя, лишь истратив всего себя. Казалось бы, вот оно счастье и процветание. Чего ещё нам желать? Мы научились побеждать смерть, нищету, войны, живём как в сказке. И всё-таки недовольны. Чего-то не хватает всем этим людям, в ногу со временем всё продлевающим и продлевающим жизнь. Они собираются вместе, с алчностью пожирают книги и фильмы, особенно старые, ищут острых ощущений. Зарождается индустрия смертельных наркотиков-чувств, за которыми старики тянутся с вожделением. У нас есть всё, но человечество несчастливо. Потому что ему не хватает эмоций.

Я сидел на софе, сделанной из инновационного ультраудобного материала, и слушал Нору со всем вниманием, на которое был способен. Она ходила вдоль стены своей квартиры и читала мне лекцию, как одному из своих практикантов в центре. По-моему, репетировала перед официальным выступлением. Я был не против.

— Мой центр занимается развитием традиционной медицины, той, о которой уже давным-давно забыли с приходом эмпатической сферы. В своё время я поняла — должен быть другой выход. Другой способ спасать людей от смерти. Исследования заняли больше времени, чем я ожидала. Именно поэтому мне самой и пришлось прибегнуть к продлению. Когда я поняла, что не успею закончить дело до своей смерти и придётся пользоваться изобретением противной индустрии, передо мной встал выбор. Какую эмоцию беречь больше всего? На какой держаться, если придётся спасать себя раз за разом? Я выбрала, и, как оказалось, не прогадала.

— И что ты оставила? — спросил я, вглядываясь в лицо Норы.

Та улыбнулась. Её глаза потеплели.