Эволюция религиозных верований. Курс лекций (1927–1928)

Еще о духах нет речи, поэтому мы не имеем права и не должны делать какие-нибудь упоминания о духах. Мы должны брать то, что нам дают цитаты или действительность, а не искать в глубине того, чего там по внешности нет. Потом мы найдем духов в огромном количестве, но здесь я констатирую как факт, что духов еще нет. Такое оживотворение имеет в начале преобладающее свойство и частично сохраняется в фольклоре и обрядах до сравнительно позднего времени и существует рядом с позднейшим одухотворением как более ранняя форма. В высшей степени поучительно и наглядно такие самые элементы олицетворения находить, например, в русском фольклоре и русских обрядах, и в сравнительно поздних обрядах, которые относятся уже к стадии анимизма и которые должны быть связаны с духами. Мало того, они и сейчас в полуразрушенной форме существуют. Такие религиозные элементы входят и в христианство. Так, например, русская сказка про прохожего, который ложится спать под стогом и слышит во сне стон, точно живой голос, это хозяин стога кричит. Сено стонет, потому что его скосили. Это чрезвычайно рельефно. Этот рассказ рожден в земледельческом быту, тем не менее в нем такое же олицетворение природы, как и в охотничьем и скотоводческом быту. Детская песенка о грибах: «Отозвалися опенки, отозвались рыжики» – опять-таки тут дело идет просто о грибах, никакой мысли нет, что там сидит дух. Чукотское представление о мухоморах имеет характер олицетворения. У гиляков тоже, но там несколько иначе. Мухоморы вышли на дорогу людьми в шляпах, это стадия уже высшая, антропоморфная, одухотворение. Чукотский рассказ такой, что если вы съели пять мухоморов, то во сне вам явится пять мухоморных жизней, и некоторые будут иметь характер тумбы, потому что мухомор имеет тело тумбы. Эти мухоморы, являясь во сне, заставляют человека подражать им и делать то, что они делают. Мухомор имеет тело короткое, как тумба, ушедшие плечи, как у человека. Человек надевает мешок на голову и старается подлезть под мешок, этим он подражает поведению мухоморов, которые вылезают из-под земли. Кроме того, существует мухоморное опьянение не только у чукчей, но и у русских, и я сам видел много таких фактов. Помню один такой случай: сидим в избушке, окна закрыты; вдруг кто-то выбивает ставни, как прорастающий гриб мухомор. Другой случай: в избе высокий камин, стены прямые отвесные, сквозь которые дым выходит; на загнете лежала громадная куча угля. Вдруг вбежал человек, вскочил на шесток и стал карабкаться сквозь трубу, попросту залез в трубу. Вся глина осыпалась, а он вылез весь в саже, щеки оцарапаны, ноги ободрал. Оказалось, что он подражал мухомору, который пролезает сквозь всякие тесные места. Мы видим здесь не только олицетворение, не только представление, но и разыгрывание. Человек разыгрывает внешнюю форму предмета, который представляется ему живым. Мы имеем в этом отношении множество материала из разных систем верований. Приведу пример из чукотских представлений, где ночной горшок это есть сторож, который сторожит добычу. Есть такая чукотская сказка, что злой дух Келе захватил мальчика, который притворился мертвым. Придя в свое жилище, он положил мальчика, сам лег спать, а ночной сосуд поставил сторожить предполагаемое мертвое тело. Когда все заснули, мальчик поднялся, тогда ночной сосуд закричал. Перед тем как Келе проснуться, мальчик опять сделался неподвижным. Келе обругал сосуд и в наказание залил водой. Как только Келе снова заснул, мальчик сделал новое движение, на этот раз смелее прежнего, сосуд закричал опять. Мальчик подбежал к сосуду и наполнил его.

Это довольно остроумная сказка. Вы видите здесь не только элемент олицетворения, но, может быть, и начальные элементы одухотворения. Все-таки есть раздвоение между внешней формой предмета и тем живым голосом, который в нем живет. Правда, этот голос живет тоже в форме совершенно материальной. Можно привести такой пример, что для первобытного язычника, шаманиста, для чукчи, эскимоса, когда он ходит по лесу, то каждый хруст сучьев для него это есть голоса живой жизни. Например, человек, проходя мимо, толкнет груду хвороста, и она рассыплется на отдельные сучки, мелкие сучки, половина из них убегает оленями, а главный убегает за ними, это их пастух, который их пасет. Тут мы имеем превращение, но превращение совершенно материальное, еще превращение, а об одухотворении еще нет речи.